Когда в душных летних сумерках, стараясь никого не испугать, я вошёл в полуоткрытые ворота освещенного изнутри каменного дома и сделал с дюжину осторожных шагов по мощенному каменными плитами дворику, я вдруг увидел её… Ту самую женщину с дивным голосом и фантастическим именем Чара… Выхваченная из бархатной темноты ярким светом, бившим из окон, она стояла под одним из деревьев темного сада с корзиной в руке и, похоже, что-то негромко напевала. Я замер…
Прошло несколько томительных секунд, прежде, чем я, сделав несколько шагов вперёд, негромко произнёс: «Здравствуйте, Чара». И тотчас женщина повернулась ко мне лицом и, вероятно, узнав меня, громко воскликнула, произнеся что-то по-грузински. Красивое лицо её выразило крайнюю степень радостного удивления. Я выдохнул, представив, однако, странную внезапность моего появления в столь темный час…
– Джемал… Джемал… Посмотри, кто к нам приехал! – вероятно, так звучала ее следующая фраза по-грузински.
Через минуту мы уже обнимались с Джемалом на глазах все ещё радостно возбужденной Чары. Оказалось, друзья ждали моего приезда, но не так скоро, и на всякий случай оставили своим тбилисским соседям свой мцхетский адрес и записку для меня.
Наша встреча превратилась в шумное типично грузинское застолье с молодым вином и прочими атрибутами пиршества в духе картин Нико Пиросмани. Затянувшееся далеко за полночь, оно завершилось лишь после того, как я стал выказывать явные признаки сонливости… В эту ночь я спал как убитый. Проснулся на широкой тахте в залитой солнечным светом веранде. Выглянув в окно, я был потрясён увиденным: ветви красивых деревьев с узорчатыми листьями сгибались под тяжестью оранжево-румяных плодов шарообразной формы – не сразу дошло до меня, что это персики. Весь сад был пронизан утренним солнцем. Над этим великолепием голубело древнее мирное небо Мцхеты… Если бы я был верующим, как сейчас, я бы вознёс благодарную молитву Господу, со слезами сердца благодаря Его за это так внезапно подаренное мне спокойное счастье… В тот счастливейший миг своей молодой жизни я чувствовал себя абсолютно безгрешным и счастливым ребёнком, которому подарили весь этот яркий и переливающийся красотой мир… Господи, за что мне это, человеку?!
Дверь на веранду почти бесшумно открылась, и в её проеме показалась курчавая детская головка. Подойдя ко мне, ребенок посмотрел мне прямо в душу своими огромными распахнутыми глазами и, тронув меня за руку, что-то негромко пролепетал на своём ангельском языке. На меня доверчиво, с легким любопытством были устремлены два мерцающих, темных, всевидящих глаза. «А я знаю, тебя зовут Ладошка, ну, здравствуй, здравствуй, мой хороший! Давай познакомимся. Меня зовут…» В это время в дверях светящимся силуэтом появилась очаровательная Чара. Она стала звать сына, что-то говоря ему на грузинском языке своим прекрасным голосом. Странно, но, не зная грузинского, я сердцем слышал и понимал все, о чем говорили и чем жили эти два любящих человеческих существа, оставшиеся в моей памяти светлым символом нерасторжимого и вечного начала, пронизанного божественным светом безгрешной и чистой любви, тихо светящейся вечнозеленой листвой большого и несокрушимого дерева из райского сада…
А сад был действительно прекрасен. Этот библейский сад… Удивительно, но моё первое кавказское лето так щедро дарило мне, мальчишке, свой нетленный и торжественный свет, словно вознамерилось авансом наполнить им до краев всю мою грядущую жизнь на земле. Безмерная радость дарения и несокрушимое чувство жизни в переливающемся счастьем земном раю навсегда стало для меня самым сильным и дорогим, что подарила мне Мцхета…