Петеру этот человек был неприятен. И дело было не только в манере речи – в его внешности… во взгляде, мерцало нечто необъяснимо отторгающее. Серо-голубые глаза смотрели подчеркнуто равнодушно, однако взгляд этот пронизывал до костей, обнажая потаенные стороны человеческой души. Петеру, как и другим селянам, не нравилось, когда кто-то на него так смотрел.

– Господин Адони, вы меня слышите? – Голос кукольника потревожил звенящее молчание и будто заново запустил замершее время. Петер понял, что рассматривает гостя Эленор неприлично долго.

– Я… да. Только… мастер Ормонт, что вы здесь… то есть, как же мне теперь… – Он потряс головой и попытался собраться с мыслями, которые так некстати бросились от него врассыпную. – Моя сестра! У нее начались роды. С ней остался муж, а меня попросил привести Эленор как можно быстрее. – Он беспомощно посмотрел на больную старуху, в голосе послышались заунывно умоляющие нотки: – И как же мне быть? Другой повитухи в деревне нет.

Под холодным и колким взглядом кукольника Петер почувствовал себя глупо. Никто из присутствующих здесь не мог решить его проблему. Никакие мольбы не могли поднять умирающую старуху с постели. Петер и сам не понимал, на что надеялся, рассыпаясь в речах.

– Тогда вам следует поспешить в соседнюю деревню, господин Адони. Эленор не сможет пойти с вами.

Кукольник говорил по-прежнему вежливо, но Петеру в кратчайших паузах стала мерещиться угроза: не испытывай мое терпение. Он был готов послушно попятиться назад, в неутихающую бурю, когда умирающая старуха вдруг протянула к кукольнику руку и обратилась к нему с материнской нежностью:

– Мальстен, – она заставила своего заботливого гостя посмотреть в ее помутившиеся от хвори глаза, – ему ведь ни за что не успеть в соседнюю деревню. Без помощи Беата до другой повитухи не дотянет, я ее знаю.

Голос больной был похож на скрежет старых половиц.

Брови кукольника мрачно сошлись к переносице.

– Эленор, ты не дойдешь, – сдержанно возразил он.

Старуха натянуто улыбнулась и кивнула.

– Не дойду, – согласилась она. – Я уже чувствую дыхание Рорх за плечами. Жнец Душ в пути, меня скоро не станет.

На лице кукольника, к удивлению Петера, отразилась неподдельная скорбь. Он бережно взял старуху за руку, присев на край ее кровати. Петер смущенно застыл, не понимая, что связывает этих двух столь непохожих людей. У них ведь просто не может быть ни общих дел, ни тем для разговора. Однако они относились друг к другу с большой теплотой, в этом не было сомнений.

Лицо Эленор озарила приятная ободряющая улыбка.

– Ну, будет тебе, Мальстен. Не печалься. Я прожила долгую жизнь, и мое время пришло. Ты не сможешь вечно заставлять мое сердце биться.

В тусклых глазах Эленор на миг загорелась хитрая искорка. Мальстен сжал кулак свободной руки.

– Ты ведь знаешь, что смогу, – невесело усмехнулся он. Усмешка показалась кривой и несимметричной за счет заметной ямочки на левой щеке.

– Не нужно, мой мальчик, я этого не хочу, – мягко прошелестела Эленор, устало прикрывая глаза. – Боги призывают меня, и мне хочется уйти достойно, чтобы пройти Суд и переродиться. А этого никогда не произойдет, если я заберу с собой жизнь Беаты и ее нерожденного малыша.

Мальстен Ормонт глубоко вздохнул, понимая, к чему клонит Эленор. Ничего не понимал лишь Петер Адони: он неуверенно переступал с ноги на ногу и не находил слов, чтобы напомнить о себе. Было в этой беседе нечто сакральное, недоступное ему, и он понимал, что, прервав ее, навлечет на себя гнев богов, поэтому терпеливо молчал.