– Хельгин Равиш, – буркнула она. Красномордый изучил письмо Хельги, протянул инквизитору; тот прочитал несколько строчек и спросил:

– И что, крепко пьет ваш священник?

На листе бумаги красовался красноречивый отпечаток стакана. Хельга опустила голову и угрюмо ответила:

– Крепко.

– Ладно, – инквизитор улыбнулся, и улыбка у него оказалась вполне располагающей. Невидимая рука, которая сжала все у Хельги внутри, ослабила хватку. – Лука, он пойдет на мой курс. Заселяй его на третий этаж, в ту каморку у лестницы.

Красномордый кивнул – он смотрел на инквизитора так, словно над ним ясное солнышко взошло. В просторный холл общежития они вошли все вместе, но инквизитор больше ничего не сказал и даже не посмотрел в сторону Хельги – ушел куда-то по коридору. Поднявшись вслед за Лукой на третий этаж, Хельга оказалась возле узенькой двери: комнатушка за ней смогла вместить лишь койку и маленький стол.

– Вот, давай, устраивайся, – сказал Лука. – Тут раньше ведра да метлы хранили, теперь вот народ заселяют. Потом спустишься ко мне на второй этаж, подушку и одеяло дам. А завтра на занятия в главный корпус с утра.

Мимо прошли двое крепких ребят – несли какие-то бумажные свертки, посмотрели на Хельгу так, словно прикидывали, не отсыпать ли ей горячих в знак приветствия. Не отсыпали, поднялись на четвертый этаж, и Хельга услышала хохот.

Потом, переодевшись в сухое и получив у Луки подушку с одеялом, она пришла в комнату и подумала, что ей просто невероятно повезло. У нее приняли документы. Она будет жить в комнате одна, без соседей и без страха разоблачения.

Ей повезло – и Хельга надеялась, что будет везти и дальше.

***

Первый учебный день начался тихо и спокойно. Ректор академии, такой старый, что наверно видел Всемирное потопление, тепло приветствовал новый набор, в котором было всего двенадцать человек со всех концов Аальхарна, пожелал им сил в освоении наук и будущей борьбе с ересью и отпустил в аудитории. Хельга вздохнула с облегчением: она боялась, что старик заведёт шарманку часа на два, не меньше.

Пара в это день была всего одна: введение в античную философию вёл куратор курса, давешний знакомец Хельги, который так щедро выделил ей отдельную комнату в общежитии. Хельга уже знала, что его зовут Шани Торн, что родом он с севера, воспитывался в монастыре и успел прославиться цепким умом и непреклонностью в борьбе с ересью. И было в нем ещё что-то – то, что заставляло Хельгу пристально смотреть на него, не отводя глаз.

– Античная философия это та скала, на которой мудрецы новых времен строили свои замки, – говорил Шани, когда Петер, которого назначили дежурным по классу, раздавал ребятам старые истрепанные учебники. - Но еретические учения зачастую базируются как раз на опасных поворотах античной мудрости, и мы должны изучать её, чтобы суметь отличить ересь от истины.

Ну и книги! Они готовы были рассыпаться в руках от малейшего неосторожного прикосновения. Сколько же поколений академитов их изучало… Хельга осторожно открыла учебник и достала тетрадь. Её сосед по имени Алек угрюмо смотрел на книжные строки, запустив руки во взлохмаченные волосы и выглядел так, словно готов был разреветься.

– Ты чего? – спросила Хельга. Парень шмыгнул носом.

– Я отсюда вижу, что такая мудрость мне не по зубам, – угрюмо сообщил он, и оба тотчас же получили по легкому удару линейкой по плечу.

– Не болтать на моих занятиях, – ледяным тоном посоветовал Шани.

Алек кивнул, перевернул тетрадь другой стороной и написал:

"Это он ещё легко. Профессор Кива, говорят, до крови лупсячит".