Прижав левый локоть к правому плечу и, соответственно, правый к левому, девчонка протянула руки за спину. Почесавшись в районе поясницы (кажется, исключительно, чтоб добить меня), Глинн ещё раз скрестила руки, аккуратно нащупывая пальцами лапки паука-злодея.

Нет слов.

– Год упорных тренировок, – проворчала Мурхе в траву. – Это ещё что, вот прицепить его обратно… Я в первый раз сутки в комнате сидела, всю спину исколола, Хорошо, хоть вакума подъедала излишки струящейся из меня силы, пока я изворачивалась и извращалась.

По четыре лапки на каждую руку – правые правой, левые левой, – и большими пальцами зажала туловище. Аккуратно потянула: верхние пары лапок вверх, нижние – вниз, вытягивая сантиметровые иголки из кожи. Главная иголка-жало была длиной – сантиметра три. Но вот и она извлечена из тела девицы.

В лицо – словно жаром пахнуло.

Дальнейшее оказалось сюрпризом, кажется, для всех. Не успела Мурхе распрямиться и принять позу для медитаций, как из неё вырвался сгусток пламени размером с доброго зайца. Или с молодую лисицу. Лизнув попутно меня, он понесся по полигону, меняя очертания и что-то задорно шипя. От завороженного созерцания этой подозрительно знакомой… субстанции меня отвлек странный стрекочущий звук. Я обернулся: у Мурхе на плече потягивался маленький ослепительно сияющий, ушастый похлеще Дайра, комок. Он, смерив меня коротким, но подозрительным взглядом серебристых глаз, стал наблюдать за резвящимся Огнем.

Девчонка замерла каменной статуей.

Дайр, на какое-то время опешивший от вторжения, потянулся хвостами к источникам вероятных проблем.

– Нет, – прошипела Мурхе, всё также не двигаясь.

Вообще-то Полигон и сам справляется с защитой магов от смертельно опасных заклинаний. Вопрос только, как он относится к несанкционированным гостям, а особенно, к не пойми кому, под ликом хомяка-мутанта.

Однако…

– Ли-исс? – всё ещё с сомнением в здравости своего рассудка протянул я.

Огонёк замер под сводом, а затем ринулся на меня. Не буду врать, что ни один мускул не дрогнул на моем лице: встретил я его, знатно встопорщив усы и прижав к затылку уши.

Зато – таки с распростертыми объятиями.

– Ты точно в порядке? – спустя вечность, казалось, осторожно уточнила Мурхе.

Я же блаженствовал.

Всё вокруг утратило смысл и суть, остались лишь я и мой Огонь.

Да, я не ошибся, это действительно был Лисс. Но мне сейчас совершенно не хотелось думать, как так получилось. Я и не знал до сих пор, насколько я по нему тосковал. Словно от меня оторвали половину, заставив забыть о ней. Но пустота, фантомная боль – не давали покоя, точили нервы и силы. И даже об этом я не думал – просто блаженствовал.

В духовных практиках древних для описания состояния моего есть хорошее слово – нирвана.

***

Лина изумленно и с замиранием сердца смотрела, как Фиша поглощает пламя. На мгновение показалось, что он сам горит. Но весь вид его: шальная улыбка на все несчитанные хомячьи зубы, дёргающиеся, но отнюдь не обугливающиеся усы и раскинутые как в полёте лапы, – убеждал в том, что зверьку Хорошо. Хорошо – с большой буквы.

– Ты точно в порядке? – на всякий случай спросила она.

Ответа не последовало.

Дайр успокоился. То ли счёл опасность мизерной и положился на защиту полигона, то ли дурман оказался сильнее заботы о друзьях. Оттопырив хвосты колючим букетом, доблестный Страж снова грыз траву.

– Как бедная овечка, ей богу. Хотя, пожалуй, больше похоже на котика с валерианой. Кстати, о котиках...

До сих пор девушка не шевелилась, хотя руки просто чесались прикоснуться к стрекочущему на плече чуду. Чудо очень напоминало котёнка, и в отличие от неё самой вело себя достаточно активно, пару раз заглянуло ей в лицо, пощекотав колючими усами и шевельнув ушами-локаторами, ткнулось носом за ухо – на глазах замершей девушки выступили слезы, а по телу заскользили мурашки. Затем котик немного понаблюдал за огнем, разок попытавшись цапнуть лапой рыжий хвост. Глинн даже почудилось в этот момент, что из пламени выглянула лисья морда – и показала зубы. По крайней мере, "чудо" взъерошилось и демонстративно отвернулось, а Огонь слегка отодвинулся, перетащив с собой невменяемого хомяка.