Времени в обрез, прыгаем.

Бедная моя голова.

 

Однако…

Почти не встретив сопротивления, я пробил «солиду» и устремился, подхваченный потоком воздуха, вверх, в сторону комнаты Глинн. И всё это сопровождалось таким оглушительным треском, словно лопнул гигантский воздушный шар.

Это не так уж далеко от истины, нарушенная «солида» имеет свойство взрываться. И не слабо бьет при этом по творцу заклинания. Что ж, надеюсь, он выведен из строя. Вон как взревел, болезный.

– Ты как? Сильно испугался?

Я не сразу понял, кто и что говорит, шёпот после предшествовавшего грохота мой мозг вообще отказывал воспринимать. На этом фоне даже рёв Дайра мерк. Опомнился, наконец, чудовище неблагодарное.

Потом я узнал склонившееся надо мной лицо.

Му-урхе! Вот тебя-то мне и надо! Дай-ка за твоё горло подержаться...

– А, значит, ты в норме, – нахалка, полностью игнорируя мой порыв, ухватила меня поперек туловища и усадила на плечо.

Щедро. Шея-то совсем рядом оказалась. Но через мгновение мне стало не до неё.

– Пора сваливать, – сообщила Глинн, мягко скользнула через окно, прикрывая его за собой. – Держись!

И прыгнула.

...!

***

Лина летела вниз и печально размышляла…

Поддержав полёт заклинанием «глори-эйчели» и не спеша планируя, девушка получила немного времени на раздумья. И мысли зверька, уцепившегося в плечо чуть ли не зубами, в какофонии всеобщего шума мало отличались от тихо матерящегося шмеля и совсем не отвлекали.

Итак, вопреки всей глупости и безнадежности ситуации, Лина всё-таки получила шанс поумнеть. Сложно сказать, насколько она его реализовала, но он, по крайней мере, был.

Сон, в котором она падала с крыши, девушка видела много раз и прежде, но за прошедший месяц он изменился, перестал пугать её, стал созерцательным. В первые секунды полёта рассмотрев всё уже знакомое, и, отмахиваясь от неприятных перспектив, она старалась заметить или вспомнить то, что упускала раньше. Например, того кто толкнул её на это. И не то чтобы прямо толкнул, но причиной стал...

Лина никак не могла вспомнить, увидеть целую картинку, лишь туманный образ.

Так что она вспоминала его... по частям.

Его глаза – лицо смазывалось, но глаза виделись очень отчетливо. И на крыше – горящие лихорадочным огнем, когда он бросился к ней, и потом, когда несся за ней странной птицей. В полёте безумие покинуло их, взгляд стал ясным и пронзительным, он завораживал, останавливая время и проникая в душу. И много снов подряд, поймав этот взгляд, Лина не могла оторваться от него, пока не просыпалась...

Его одежда – длинный плащ без застежек с глухим капюшоном, так похожим на мантию, которая надета на ней сейчас. Только цвета другого: серо-зеленого, тогда навевавшего мысли о больничном халате и дурдоме. А сейчас – о лаборатории алхимии...

Его слова... Тогда они казались ей бессмысленной абракадаброй. Или агрессивным бредом, который напугал и заставил отшатнуться. Но теперь, зная язык этого мира, она сумела понять слова, впрочем, особого смысла в них не было. Но не слова её впечатлили, а сам язык, на котором бормотал маньяк.

Он был отсюда – из этого мира.

И наверняка он был магом…

Почему-то именно сейчас, паря над двором академии бесхвостой белкой-летягой, девушка отчетливо поняла: сюда она попала не случайно, ибо «шанс поумнеть» ей вернул мужчина с крыши. Правда, сам же перед этим и лишил. Впрочем, зачем себя обманывать, это она, Лина, дернулась в страхе, не разобравшись, и свалилась.

А «неманьяк» бросился за ней.

И вряд ли, чтобы самоубиться за компанию. Вот только мог ли он там колдовать?