-Так она кружевом торгует, к ней из самой столицы приезжают покупать, а наши деревенские кружево на продукты выменивают, потому что денег нет,- отозвалась Акулька. А кстати, почему Акулька то, как ее зовут полностью.

-А тебя как зовут? Ну, только по нормальному, не прозвище,- поинтересовался я. За весь наш разговор Серафим ни разу не вмешался, но внимательно прислушивался к нашей беседе. Старик шел впереди, а мы с девочкой рядом друг с другом.

-Акулионарией или Акулиной, а хозяин звал Акулькой,- отвечает девочка.

-Перестань ты трактирщика называть «хозяином». Как ты к нему попала?- признаюсь, я любопытен.

А отсутствие нормального собеседника в последние дни дало о себе знать, и я истосковался по нормальной беседе, когда из собеседника не надо клещами вытаскивать слова, как это обычно я делал с Серафимом.

-Я сирота, как попала в этот поселок не помню, маленькая была, хозя…., то есть Степаний сказал, что меня к храму подбросили, а ему отдали в ученицы,- рассказывает девочка свою тяжелую судьбу. - Говорят родители мои погибли во время большой смуты.

-Но большая смута была почти 20 лет назад,- подал голос Серафим, видимо эта часть рассказа девочки его заинтересовала.

-Ну да, мне от роду почти 20 лет,- отозвалась Акулина.

И тут уже мы с Серафимом переглянулись.

Вот тебе и девочка, вот тебе и ребенок.

-Потому меня Степаний и хотел продать, потому, что если мне исполнится 20 лет, то тогда я сама себе хозяйка,- закончила свой рассказ Акулина. Теперь-то все встает на свои места.

-А другого выхода не было, кроме как сбежать?- спрашиваю, потому что мне сложно смирится с нравами этого мира.

-Ну, я могла выйти замуж, но кому ж я нужна без приданого. Да и не хочу я так, без любви,- отозвалась девушка, да теперь не могу называть ее девочкой или ребенком, узнав ее истинный возраст.

Ее мешковатая одежда, а так же хрупкая фигура сыграли с нами злую шутку. Хотя какая разница, я бы все равно помог девушке, не зависимо от возраста, так что какая разница.

Серафим притих, и довольно долго молчал, а потом когда дорога стала пошире поравнялся с нами и внимательно начал рассматривать Акулину. Он так долго ее изучал, что даже я насторожился, а девушка уже начала шарахаться от старика, хотя раньше однозначно его не боялась.

-А откуда ты знаешь, что тебя зовут Акулиной?- задал странный, на мой взгляд, вопрос Серафим.

-Ну, так мне Степаний сказал, что меня так зовут, - удивилась девушка.

-А сама, что-нибудь помнишь?

- Нет конечно, мне и года не было когда меня подбросили к двери храма. При мне была только цепочка с буковкой «А»,- и девочка засунула руку за пазуху и показала витиеватую букву «А» на цепочке. Буква была очень красивой, но видно, что из простого металла, иначе думаю Степаний давно бы забрал украшение у девочки и продал, если бы украшение представляло какую-нибудь ценность.

За своими размышлениями я не заметил реакцию Серафима на подвеску. Он стоял и смотрел на Акулину, а потом дрожащей рукой протянул руку и потрогал подвеску, как-то очень уж бережно. В его глазах заблестели слезы, но это была минутная слабость, так как через мгновение, старик взял себя в руки, и как ни в чем не бывало, хриплым голосом спросил,- Кроме этой подвески ничего при тебе не было?

-Жрецы в храме рассказывали, что у меня была рана от ожога, очень большая, на теле, но они смогли ее залечить,- отозвалась девушка, но по виду Серафима я понимал, что он об этом и так знает.

Я не дурак, хоть и прикидываюсь иногда таковым. Просто так проще иной раз, хотя тут и дурак бы понял, что Серафим знает, кто такая Акулина и что стало с ее родителями. Развивать эту тему я не стал, так как из Серафима слова не вытащишь. Он снова ушел вперед и широко шагал практически бежал вперед, а мы с Акулиной еле за ним поспевали.