Она сама пробовала не раз отыскать дверь, но лишь руки ободрала и страху натерпелась, а пути в долину не нашла. Там, у самых откосов, начинались непролазные каменные дебри, а туман сжимался вокруг, забирая весь свет и облепляя своими влажными щупальцами. В него и Йена отказалась лезть, хотя клятвенно обещала, что не испугается.
Тай помахала рукой скалам; тем, кто там жил. Интересно, подумала, они за столько времени привыкли к ней? За прошедший год ничто с той стороны больше не давало о себе знать и, если б мальчишки не перебирали ту ночь в деталях, то можно было бы подумать, что рев приснился.
Йена хоть и помнила, но не горела желанием обсуждать; ее больше интересовало сталкивать взрослеющих парнишек лбами, а не гул, виной которому обычное эхо, как повторяла бабушка. Мама молчала.
С того самого дня, как они с бабушкой нашли ее, она лежала и молчала. Старейшина Даль – и тот был более живой перед своей смертью, чем Мела. На нее махнула рукой тетка Мелека, прямо сказав, что тратит свое время. Одна только Таната возилась, кормя и ухаживая. Как с куклой.
Руки Тай мурашками покрылись, как представила пустые глаза мамы. Они раньше блестели, глубокие, как полноводный ручеек, а сейчас в них глядеться – что в мутное зеркало. Кажется что-то… К тому же она была там, у Сидэ.
Бабушка разумно объяснила все, что тогда произошло, потому и бояться было нечего. Очень скоро это ощущение безопасности прошло, на второй день после того как Ирик в лицо ей плюнул, что бабку Танату только терпят. Из-за того, что она умеет, а еще больше из-за того, что проклятий от нее не хотят получить.
Что-то обсуждали они там без конца, собравшись вместе, Тай уверена была. И лекарка, лечившая маму, не стыдилась всю деревню ставить в известность о ее состоянии и причинах, по ее авторитетному мнению приведших к плачевному итогу.
Тай не верила в демонов, с которыми путалась мама, но помимо воли стала приглядываться даже к своей тени. Ей казалось, что и тень в свою очередь приглядывается к ней. Они сидели по ночам друг напротив друга и переглядывались. Испытывали, кто первым выдаст себя. Йена не раз силой отрывала ее от стены, в которую упиралась лбом, когда уже невмоготу было удерживать голову.
Слухи поползли, что внук Танаты весь в мать, с причудами, потому что Тай вела себя странно. На мальчишек таращилась, о чем Йена не раз ей говорила, краснела жутко, если замечали, в ответ на шуточки била не глядя, пока кузнец не запретил ей приходить на тренировки. Обозлился, а теперь Тай не знала, как к нему подступиться с просьбой взять в ученики.
Сама виновата, бурчала, поддевая мелкие камешки носком башмака. Сколько раз бабушка напоминала, что не девка она вовсе, а парни друг дружку не разглядывают, дурным дело кончится. Оно и кончилось тем, что теперь мальчишки ее избегали, и Йене надоело слушать, сделала вид, что ничего не видит, не знает. У Танаты своих забот хватало, ругаться с деревенскими не станет. Она старая уже, ей бы пожить спокойно.
Тай толкнула еще один камень, и он плюхнулся в воду, подняв муть со дна. Бескрайние поля мелких желтеньких адонисов переливались, насколько взгляда хватало, между барьерами Сидэ и темнеющим лесом уходили вдаль, и Тай вдруг захотелось идти туда. Влиться в это зыбкое солнечное море, не сказав никому ни слова; просто уйти.
Навстречу ей, вдоль поросшего молодой травой берега, шагал человек; темное пятно на фоне ворочавшегося за его спиной тумана. Неспешно, разглядывая облака; он прятал руки в свои же рукава, широкие точно штанины. Приталенная туника странного кроя доставала почти до колен, глухой воротник подбирался к подбородку. Высокие сапоги выглядели очень жесткими на вид, совсем как часть доспеха; хорошая защита от змей, подумала Тай.