, как говориться, шерше ля фам.»

Под окном послышалась возня. Я выглянул. Среди разросшихся кустов малины ходила пёстрая курица, а за ней прятался Овинник. Он поманил меня рукой, и я нехотя поднялся.

«Сейчас начнет на прошедшую ночь жаловаться,» – решил я. Но Овинник не стал ругать меня за шум и беспорядок, что устроили мы с Чёртом, а молча потащил через двор к повети. Курицу он гнал перед собой, похлопывая по бокам тонким прутиком. Добравшись до своей вотчины и отдышавшись, он сказал:

– Вот что, Кот, ты, конечно, поступай как знаешь, но я тебе по дружбе совет дам. Отправляйся-ка ты вместе с этими студентами в Ольховку. Погляди какая бабка их во всё это втянула. Как вернёшься, мне расскажешь. Может, я и знаю её.

– Ты думаешь она и правда там живет?

– Не думаю. Но встречу она им там не зря назначила.

– Хорошо, – сказал я. Других-то идей всё равно не было. – А про Чёртову бабушку ты ничего не знаешь? С ней ты не знаком?

– Знаком. Немножко…

Глазки Овинника забегали под насупленными бровями.

– Эгей, дядюшка! Что-то ты темнишь, – встрепенулся я. – Давай-ка рассказывай про эту даму. Где её искать?

Но Овинник стоял на своем:

– Делай, как я говорю. Ступай сначала в Ольховку. Разузнай там всё. А уж потом о пани Стриговской поговорим.

Я расширил зрачки, выпустил когти и прыгнул на него, пытаясь, если не поймать, то хоть запугать и подавить авторитетом. Но он юркнул серой мышкой в угол и затаился за сусеком4 с овсом. Ловить его там было бесполезно. Я сменил тактику. Прошёлся влево, вправо. И начал излагать в деталях, как сильно я его люблю и уважаю, и как важно, чтобы мы друг другу помогали. Но несознательный усадебный дух на контакт не выходил. Сидел тихо и даже не шуршал.

– Ладно, – сдался я, – Сделаем, как ты хочешь. Но если в моё отсутствие здесь что-то случится, пеняй на себя. Съем без суда и следствия.

Выйдя во двор, я увидел ребят, возвращающихся из душа.

Лёшка нёс в руках полотенца и зубные щётки. А Кит, мой Кит, сидел верхом на Трезоре. Алабай, словно понимая какой чести он удостоился, шествовал, медленно переставляя лапы. Не пёс, а просто слон какого-то восточного набоба5!

У крыльца Никита спешился. Он вытащил что-то из кармана и протянул на раскрытой ладони Трезору. Тот слизнул лакомство и, мигом утратив всю свою солидность, принялся скакать и вилять хвостом, выпрашивая ещё угощение. Лёшка пошел в дом, а Никита, поймав пса за ошейник двумя руками, усадил перед собой. Потом сел напротив и, глядя в громадные собачьи глазищи, принялся что-то рассказывать.

Вот изменник! – возмутился я и, расправив хвост с независимым видом, направился к крыльцу.

– Вась, ты видел, как меня Трезор вёз? Правда здорово? – Кит наивно полагал, что эта новость меня обрадует.

– Видел, – я повел хвостом, выражая досаду.

– Я его дрессирую, – продолжал мальчик. – Дедушка сказал, что он уже большой, но совсем глупый, не обученный.

– Вот с этим я абсолютно согласен.

– Ещё дедушка сказал, что его придется на цепь сажать, если он не поумнеет. А Трезору на цепь нельзя. Правда, Трезор?

Пёс басовито тявкнул в ответ.

– Вот я и учу его. Он уже многое умеет. Смотри.

Никита встал, выпрямился, сделал строгое лицо и скомандовал: «Трезор, лежать!» Алабай продолжал сидеть, широко улыбаясь и подметая пыль хвостом.

– Лежать, Трезор! – повторял мальчик раз за разом, – Лежать!

Мне стало интересно. Я присел и сощурился. «А ведь и правда, если эту махину обучить, может неплохой помощник получится. Вот только времени на это уйдёт много».

Наконец Никита не выдержал. Он подошёл к Трезору и надавил ему на холку, прижимая к земле. В другой руке мальчик держал кусочек сыра перед носом своего ученика.