Есть ещё один стол – поменьше. Как я понимаю, за ним едят слуги.

Вижу у каменных стен несколько ярусных кроватей с матрасами, набитых соломой.

Это, конечно, не графский матрас – если честно, для меня он неудобен и жёсткий. Но я представляю, насколько неудобны вот эти мешки, из которых торчит колючая трава.

Вывод – повара здесь днюют и ночуют.

И это не правильно. 

Пол на кухне, как, наверное, и во всём замке покрыт разбросанной травой и камышом. Я так понимаю, трава придаёт хоть какую-то свежесть. Трава ведь впитывает и удерживает жидкость, а также твёрдые вещества, которые падают на пол – обрезки продуктов, шелуха, объедки, льющаяся вода и обильно капающий жир, плевки, экскременты кошек и крыс...

Один огромный грызун с гибким хвостом бежит прямо при мне вдоль стены и скрывается в каком-то небольшом отверстии в полу.

Откормленные кошки, вальяжно развалившиеся под столом, даже не шевелятся и ухом не ведут.

Я гляжу на суету и понимаю, что все повара и помощники – мужского пола. Ни одной женщины.

Вот те на!                       

Я-то думала, кашу а-ля цементный раствор приготовила повариха! Ан нет.

Большой и толстый усато-бородатый дядька в коричнево-сером нечто раздаёт команды своим поварятам, которых здесь я насчитываю пять человек возраста примерно от десяти до двадцати лет.

Самому дядьке на вид лет пятьдесят. Брюхо – во! Такой арбуз, что даже не представляю, как он ходит.

А он и не ходит, а переваливается, подобно гусю.

Морда красная, нос – картошкой. Губы не видно из-за густой рыжей поросли. Неопрятный и внешне похож на злого персонажа – Карабаса-Барабаса.

И ещё вижу одного мужика – он крепкий и низкорослый, разделывает мясо.

Получается, вместе с поварятами, шеф-поваром и мясником на кухне работает семь человек.

Около отдельной печи, где уже жарятся несчастные белки и ежи, суетятся двое поварят.

За столом работает пекарь, здесь же, рядом с ним машет топором мясник, гремит тарелками мальчик-посудомойщик, красными от холодной воды руками намывая посуду.

Ещё один слуга неустанно таскает дрова — для замковой кухни их нужно очень много.

Ни фартуков, ни колпаков, ни-че-го.

Да здравствует дизентерия и прочая гадость!

Так дело не пойдёт, дорогие мои служащие. Я грязи в своём доме не потерплю.

На меня сначала никто внимания не обращает. Не успеваю поздороваться с поварами и вежливо поинтересоваться, как обстоят дела, как кое-что ужасное происходит.

В шоке вижу, как шеф-повар, ни с того ни с сего, выхватывает из-за пояса хлыст и начинает в то же мгновение пороть двадцатилетнего пацана-пекаря по спине!

Удар!                           

— А-а-а-ай! — кричит парень.

Хлыст рассекает спёртый воздух и жалит парня снова! Звук выходит страшный – стреляющий.

Тот вскрикивает от боли громче и выгибается дугой. Несколько капель крови попадают на тесто и белые от муки руки парня.

Все, кто находится на кухне, вдруг вжимают головы в плечи, и желают казаться маленькими и незаметными.

Трусы!                       

Бородач орёт басом, брызгая слюной:

— Ах ты, падаль! Снова хлеб по своим рецептикам месишь! Я тебя предупреждал! Инмарий мне свидетель, у меня терпение лопнуло!

— ЧТО. ТУТ. ПРОИСХОДИТ?!

Ого! Не думала, что в таком хрупком и изящном теле, скрывается мощный и сильный голос. Как любят говорить профессиональные певцы и музыканты – мясистый и глубокий.

У меня от гнева, словно дыхание дополнительное открылось, чтобы мой вопрос услышали за лесами, за горами. А уж на этой загаженной и антисанитарной кухне уж и подавно.

Вдруг все замирают, и образуется звенящая тишина. Лишь слышно как шипят угли, и гудит в очаге жадный огонь.