Две следующие были обставлены еще проще: деревянный настил, на который можно кинуть рядом три или четыре матраса, и гвозди в стенах вместо мебельного шкафа. Пара засаленных тюфяков даже валялась на настиле в одной из этих клетушек.

В другой комнатке тюфяк был один и явно принадлежал Мэнди – накрыт чистеньким лоскутным одеялом. Рядом стоит небольшой сундучок, на гвозде висит сменное платье. Окон здесь не было совсем. Мысль о том, что мне придется спать в этой грязи не радовала. Ну, допустим, солому я вытряхну, ткань постираю. А одеяло? Хотя в комнатах было удивительно тепло.

Барб с сомнением посмотрела на это «великолепие» и сказала:

-- Неча тута делать, ягодка моя. Пойдем-ка ко мне, авось и вдвох разместимся. Чай не подеремся.

-- Нет, Барб. У главной поварихи должна быть своя комната, это же видно. Там еще одна дверь есть, давай глянем?

Эта клетка была совсем уж крохотной, не больше, чем два на два, зато здесь было узкое оконце. Скорее даже смотровая щель, как в танке. Но ее застеклили, и сейчас она пропускала немного лучей розоватого вечернего солнца. Её я и выбрала. Барб, недовольно поморщившись, в конце концов согласилась:

-- А и то, оссподь с тобой! Пущай и маленькая, зато отмыть проще.

Потом мы мылись по очереди в большой лохани, куда нам позволили набрать горячей воды, сколько потребуется. Вода бралась из огромного, литров на сорок, котла, вмурованного прямо в печь-плиту. Его под гигантской крышкой было почти не видно, только легкий парок по краям выдавал наличие кипятка, зато холодная действительно текла из крана!

Какое же блаженство было, когда я, наконец, полностью отмыла волосы от засохшей крови, докрасна растерлась мыльным куском жесткой ткани и, вытершись, накинула чистую рубаху! Пели и тело, и душа, да и все проблемы перестали пугать!

Стирали барахло вонючим едким мылом, которое нашлось в большом горшке на кухне. Отмывали комнаты. Плохо было то, что в моей отсутствовал деревянный настил. Но полы были странно теплыми, и я рискнула кинуть один тюфяк прямо в угол. Пока придется так. Хоть бы вшей на нем не было.

Частично смирившаяся с нашим присутствием, Мэнди пояснила:

-- Туточки трубы идут под полом, а по ним теплый воздух от печи. Оченно уж спальни гожие при замке! Ровно как госпожи какие, в тепле живем!

Мы с Барб так умотались, обустраиваясь на новом месте, что даже подгоревшая клейкая каша на ужин не испортила нам настроения. Мэнди добавила неплохие лепешки и кусок сыра. Так что мы спокойно ели за маленьким столом в углу, когда дверь распахнулась и вошел барон в сопровождении мужчины с огромным тюком мешковины в руках.

Барб отложила хлеб с сыром и почтительно встала, я, секунду подумав, сделала то же самое. Барон Хоггер кивнул, с любопытством оглядел меня и обратился к Барб:

-- Вот это разделишь сама, как найдешь нужным.

Солдат положил тюк на скамейку, и они вышли. А я растерянно заправила за ухо прядь волос: чепец был постиран и сейчас сох на подходящем по размеру чистом горшке.
_____________________________________

14. Глава 14

Барон ушел, а Барб, посмотрев на Мэнди, строго спросила:

-- Ну, что скажешь? Останешься работать, аль другое место искать станешь?

Мэнди поколебалась, недоверчиво глядя на тюк, на Барб и снова на тюк, и решила остаться. Внутри мы обнаружили два новых шерстяных одеяла, довольно тяжелых, а значит, теплых. Большой рулон грубоватого небеленого полотна, и метров восемь-десять ткани получше.

Так у меня появилось одеяло, простыня и пододеяльник, который еще предстояло сшить. Новую мешковину-обертку я забрала, чтобы сделать тюфяк. Второе одеяло досталось самой Барб, а мне вместо матраса она отдала свое старое. Слишком уж оно было потрепанное.