Разговор с марджаром Арханджи вышел не из лёгких. Владыка уговаривал и даже пытался давить. Но, в конце концов, понимая, что капитан всё равно уйдет, смирился.

Несколько минут марджар сидел, перебирая янтарные бусины чёток, потом со вздохом сказал:

-- От судьбы не уйти, мой друг, ты служил мне честно, но пришло время расстаться… Я отпускаю тебя!

Как Генри ни торопился, но в Англитанию он попал только через три месяца. И ещё тридцать дней путешествовал по стране, отмечая, как воспряли земли страны за время его отсутствия. На фоне цветущих деревень, рассказы Йохана, плетущегося сейчас в обозе маленького отряда, казались не слишком достоверными. Какие пожары и разбежавшиеся крестьяне, если земли вокруг покрыты золотыми нивами, в садах ветви гнуться от груза плодов и стада разнообразного скота пасутся почти у каждой деревни?

***

Сейчас, имея уже двадцать девять лет отроду, новый барон Хоггер, Генри Хоггер, сидел в родовом замке и размышлял о превратностях судьбы, глядя на весело потрескивающий в камине огонь.

Родные земли встретили его почти полным запустением. После пожаров никто и не подумал восстанавливать деревни – народ действительно разбежался. Как заявил какой-то смазливый хлыщ, который представился барону новым кастеляном замка:

-- Ваша милость, никто же не знал, что вы приедете! Баронесса в Вольнорк уехала ещё в том месяце. А сестрёнка ваша здесь, с няньками в замке, ни в чём отказа не знает. Да вы не волнуйтесь, господин барон, я сегодня же пошлю гонца с известием к мачехе вашей.

Замок также неприятно поразил барона – везде чувствовалось изрядное запустенье. Пропали даже гобелены, украшавшие стены трапезной. Прислуги практически не было, и клочья паутины весели во всех коридорах и комнатах.

Подвалы замка пугали своей пустотой, при тётушке Джен такого не было никогда. Генри прекрасно помнил и огромные провесные окорока на крючьях под низким потолком для спасения от мышей, и большие кадки с соленьями, и корзины с укутанными в солому фруктами. Сейчас в погребе гуляло эхо, и было совершенно непонятно, как баронесса собиралась здесь зимовать.

Известие о смерти прошлой зимой тётушки Джен расстроило барона больше, чем ранее известие о смерти отца и брата. Тётушка Джен всегда любила его и баловала. И сейчас, глядя на остывшую кухонную плиту, грязь на кухне и ворчливую пожилую селянку, занимающую место поварихи, от которой пахло потом и пригорелой кашей, барон ощущал печаль: «Невозможно вернуть прошлое».

Замок был разорён целиком и полностью. Кладовая с тканями, которую услужливо открыл ему кастелян, Эдвард Гринч, была практически пуста. В отцовской спальне, где планировал теперь жить Генри, даже дубовые панели были сняты со стен. Погреб пуст. Конюшни пусты.

Единственное место в замке, которое не просто сохранилось в целостности, а было изрядно улучшено, находилось в комнатах баронессы. Присвистнув от удивления, Генри осмотрел новую изящную мебель с золочёным рисунком, дорогущий ковер на полу и вазы тонкого фарфора, тяжелые серебряные подсвечники, украшавшие каминную полку, и благородные бархатные шторы, падающие богатыми складками.

Робко возражающий кастелян сдался под гневным окриком Генри и открыл гардеробную, где хранились туалеты баронессы – под собственные покои дамочка прихватила ещё и пару соседних комнат.

« Однако моя мачеха, похоже, жила совсем недурственно всё это время . Странно только, что у её дочери в спальне всё устроено гораздо проще. Да и сама малышка как будто запугана»

Из слуг в замке -- только этот самый кастелян; крестьянка-повариха, которая не могла сварить, не спалив, даже обычную овсянку; хмурая нянька маленькой леди Миранды и её же пожилая горничная; старик-привратник, который колол дрова и впустил нового хозяина через небольшую калитку в воротах, и две смазливых горничных, которые делали всю остальную работу.