Только увидела «животинку», и тут же вся моя растерянность, весь затаившийся страх, весь ужас от произошедшего за последние несколько часов переродились в гнев. Да, я натура вспыльчивая, вспыхиваю как порох от малейшей искры. Много раз это слышала, а уж сколько за свою несдержанность от бывшего получала… У-у-у! Но против собственной натуры не попрешь. Хотя с годами как-то улеглось, поспокойней стала. А вот сейчас в новом молодом теле все, видимо, вернулось.

— Ах ты пресмыкающееся, я из тебя сейчас перчатку сделаю! — выпалила я и рванула к ползучему.

— Ш-ш-што срас-с-су перчатку! — возмутился верткий змееныш и рванул под кровать.

— А потому что на что-то большее твоей шкуры не хватит! — Я упала на ковер перед кроватью, попыталась достать змеюку. — Надоумил меня согласиться на замужество. И что теперь? Супруг благородством не пышет, вольно жить мне позволить не собирается. Его на сладенькое потянуло. Смекаешь, о чем я?

Ножки кровати были сделаны из квадратных коротких брусков. Щель между полом и основанием была сантиметров десять, не больше, так что достать пресмыкающееся я не смогла. Змей засел в глубине и только сверкал на меня красными глазюками. И даже пыли там не было, чтобы этот хладнокровный обчихался. На совесть в борделе убирают, придраться не к чему!

— Из с-с-сладенького в этом мире только мед, — сообщил чешуйчатый. — А ты… извини, конечно, но никак не пш-ш-шелка!

— Я, может быть, и не пчелка, но господин Тейс явно намерен этой же ночью пристроить свой хоботок в мой улей! — парировала я и потребовала: — Вылезай, пытать буду!

— За ш-ш-што меня пытать? — возмутился змей. — Я тебе путь из тюрьмы указал? Указал!

— Не за что, а во имя чего! Во имя знания великого! — заявила я, просунула руку под кровать, пытаясь ухватить змеиный хвост. Какой там! — Во-первых, говори, где ты там в экипаже прятался!

— И ради этого пытать? — обиженно выдал холоднокровный. — Меш-шду обиф-фкой и с-с-сиденьем пролес-с-с.

— Зачем на то самое соглашаться велел? Еще и прямо в экипаже!

— А чш-ш-шего теряться? Он ш-ш-ше тебе нравитс-с-ся!

— Не нравится он мне!

— Не нравится, как же!

— Не нравится, я сказала!

— Ну, тогда хватай документы, ш-ш-што на с-с-столике приведш-ш-шая тебя девис-с-са оставила, и беги! — заявил змей.

— Ха! Куда? — фыркнула я.

Вообще-то подразумевала «как». На окнах-то защита вроде бы какая-то, через дверь пыталась уже, не вышло. Бдят меня местные работницы. Но и «куда» тоже вопрос был неплохой. Потому как в чужом мире, без денег, без хоть каких-то знаний о нем, сломя голову мчать в ночь — как минимум не очень-то разумно. А если учесть, что меня еще и в убийстве подозревают… Не пустят ли по моему следу, так сказать, собак с поручением доставить живой или (помилуйте!) мертвой?

— Наконе-с-с-с-то правильный вопрос-с-с, — голос змея стал невероятно довольным. Волей-неволей подвох заподозришь. — Выгляни в оконс-с-се!

— Так супруг же мой предупредил, что нельзя, магия какая-то проклятая на них, — ответила я. — Или он соврал? Пугал просто?

— Не с-с-соврал, — произнес змей. — Но это вылес-с-ти из окна не нелься, а выглянуть — пошалуйста.

— Зачем? — уточнила я, прищурившись. — Зачем мне высовываться-то?

— Не попробуешь – не ус-с-снаешь! Сы-сы-сы, — это ползучий еще и смеялся там, под кроватью. Точно развлекается за мой счет. Забавляют его, видимо, и мои метания, и мой гнев. — Хуше не будет, ш-ш-куру свою на перчатку даю!

— Да чтоб тебя, — фыркнула я и поднялась с пола.

Отряхнулась, подошла к окну, отдернула занавески, распахнула створку. Никакого чуда не случилось. Фея-крестная, порхая крылышками и рассыпая светящуюся пыльцу взмахами волшебной палочки, не появилась. Окно выходило на тыльную сторону дома. Так что увидела я только темноту и очертания деревьев и живой изгороди, что окружала особняк.