Кучер разобрал вожжи и чмокнул на лошадь. И мы поехали на улицу Язовенную, где располагался старинный торговый центр, а попросту лавки со всем на свете, что было необходимо для женщины и для дома.

6. Глава 6. Знакомлюсь

Торговая улица – самая посещаемая улица в городе. Из коляски я наблюдала за людьми, которые спешили по лавкам. Большие окна их были уставлены товаром. А под окнами стояли кое-где скамеечки, на которых отдыхали хозяйки, поставив корзину рядом. Деловитая суета, царившая в этом квартале, заворожила меня, и я чуть было не пропустила магазинчик с перчатками на вывеске.

- Порфирий! Остановись! – крикнула кучеру, и он натянул вожжи:

- Пр-ру, бешеная! Вы, барыня, в лавочку зайдите, а я тут неподалёку буду, ежели что. Только ручкой махните – и я тотчас прибегу.

- Договорились, - весело ответила я и сошла с коляски, опершись на его руку. Всё внутри возбуждённо вздрагивало от нетерпения. Покупки, покупочки мои!

На витрине были выставлены мотки ниток, спицы, вышитые или просто тканевые игольницы, отдельно сумочки-кошельки и перчатки. Я уже присмотрела себе пару, которые мне захотелось купить, но даже войти в лавку не успела.

Меня привлёк женский возглас, раздавшийся неподалёку.

- Городовой! За вором! Украл! Ох, Богиня, украл сумку! Городовые, сюда!

Я с любопытством повернулась и даже шею вытянула, чтобы разглядеть подробности преступления. Молоденькая женщина, одетая в очень красивое платье с оборками, драпировкой и мелкими цветочками из ткани, с невообразимой шляпкой на голове и даже с вуалькой картинно всплеснула руками, а на хорошеньком кукольном личике её были написаны ужас и возмущение.

Вор же, мальчишка лет десяти, нёсся прямиком ко мне, пряча под лохмотьями, бывшими когда-то рубашкой, что-то маленькое и блестящее, всё в бисере.

Реакция у меня всегда была отменной. Несколько лет в бизнесе, где в любой момент может прилететь с любой стороны, оттачивают рефлексы. Вот и теперь я, предусмотрительно подобрав подол горчичного кошмара, служившего мне платьем, дёрнулась наперерез парнишке, подставила ему подножку и прицельно толкнула в подворотню, где воришка покатился кубарем к стене.

Никто даже не глянул в нашу сторону, а я подскочила к нему, схватила ещё не очухавшегося мальчика за ворот лохмотьев и тряхнула:

- А ну, отдавай сумку! Сейчас же!

- Барышня, ой не бейте, барышня! – захныкал он, размазывая по лицу кулаком грязь вместе с несуществующими слезами. – Не со зла, барышня, с голодухи! Пустите, пустите!

Я наклонилась к нему, стараясь не вдыхать кислый запах трущоб, исходивший от немытого тела, прошипела:

- Сумку верни и можешь валить на все четыре стороны!

- Голодом, барышня, мучаюся…

Его чёрная от грязи рука сунула мне сумочку, а мне стало его жалко. И правда что, беспризорник, что с него взять… Сказала строго:

- Пойдёшь в «Пакотилью», скажешь, что от меня. От Татьяны Ивановны Кленовской. Там тебя накормят. Но воровать больше не смей, понял?

Он закивал меленько и рванулся дальше в подворотню, оставив в моей ладони с треском оторванный кусок воротника.

А я выдохнула, провожая его взглядом, и глянула на сумочку. Клатчик небольшой, симпатичный, вышитый бисером и маленькими камушками. Тяжёлый. Слишком тяжёлый для барышни из приличной семьи…

Поборов соблазн заглянуть внутрь, я вышла из подворотни на Язовенную улицу и направилась к обворованной девушке. Она уже рыдала на плече другой дамы, которая была одета чуть попроще, без лоска. Рыдала натурально, уже не картинно, а вокруг собрались зеваки, обсуждая детали происшествия. Откуда-то раздавались пронзительный звук свистка и топот тяжёлых сапог. А поздно! Я уже всё сделала за полицию! Выкусите, дурачки!