То ли я нежная слишком была, то ли у Лады уже иммунитет образовался после стольких лет работы, но она, помощница моя шустрая, легко справилась со своей стеной, а я застряла где-то на половине. Губка быстро сохла, приходилось постоянно добавлять еще средства, а от этого вонь становилась еще невыносимее.

– Ты губку в воде смочи – легче будет и средство не так быстро улетучится.

– Что ж ты раньше-то не сказала? – Я закашлялась.

– Прости. Думала, это очевидно.

Я смочила губку в теплой воде, плеснула вонючей отравы и снова принялась тереть. И правда стало легче. Вонь хоть и осталась, но глаза уже не так щипала, и работа пошла гораздо быстрее.

Когда с раздевалкой было покончено, мы отправились в помывочную. В прошлый раз я была так обескуражена некоторыми персонажами, что не успела хорошенько оценить обстановку. Она была… удручающей. Во всем, начиная от перемазанных не пойми чем мутных окон и заканчивая ржавыми медными скобами на чанах для воды. Какие-то мочалки вонючие, ошметки мыла, ковшики с обломившимися ручками, кривые тазы. Потолок темный с намеком на плесень… Как вообще можно здесь мыться? Неужели не противно? Тут же фууу…

Меня передернуло. А Лада скомандовала:

– Осуши здесь все.

И… ничего.

– Байхо! Стервец! Ну-ка живо иди сюда! – крикнула Лада во весь голос.

Я аж подскочила от испуга. А Жидкий не торопился. Неспешной каплей просочился между помывочными лавками, заполз вверх по стене и нахохлился.

– Дождешься – в банку посажу! Помнишь, как хозяйка тебя на неделю заперла? То-то же!

Дух обиделся. Брызнул в нас водой и снова исчез. А спустя пару мгновений баня наполнилась молочно-белым туманом. Таким плотным, что я даже руку свою вытянутую рассмотреть не могла. Минута, две, три… Я боялась шевелиться: вдруг сейчас из этой мглы что-нибудь выскочит? Привидение какое-нибудь. Очередные протертые труселя с пропеллером. А потом ра-а-аз – и туман пропал, словно и не было его. Вместе с ним исчезли лужи с пола, остатки воды в тазах и чанах. Я аж икнула от удивления:

– Ничего себе…

Лада отмахнулась:

– Ерунда. Вот если бы он сам отмывал тут все до блеска, это было бы ничего себе. А он только воду туда-сюда гоняет, и все. Мыло и грязь на местах остаются. Хозяйка как-то раз пыталась его заставить сделать уборку, так пришлось на два дня закрываться, чтобы за ним все перемыть. Его предел – это белье в кадке баландать да отжимать. Там ума много не надо.

– Не нравится – таскай сама, – огрызнулся Байхо и уполз в щель в полу.

А мы принялись за работу.

– Сначала оттираем мыльные пятна, грязь, сало. Потом помоем чистой водой, – по-деловому рассуждала напарница, уверенно размахивая шваброй.

Я же пребывала в шоке.

Боже, тут мамонт, что ли, мылся? Откуда столько волос? А это что?

Я вытянула из угла что-то склизкое, длинное, со свалявшимися ворсинами. Пахло оно отвратно.

– Буэ… – меня передёрнуло, – какая жуть.

Я откинула гадкую находку в пустой таз и продолжила тереть, «добрым» словом вспоминая любимую тетушку.

– Что-то есть хочется, – сказала Лада спустя пару часов работы.

Я была занята тем, что соскабливала пренеприятную слизь со дна чана. Странно, что оно еще не ожило и не ползало по стенам, размахивая серенькими щупальцами. Чужой на минималках. И да, последнее, чего мне хотелось после лицезрения такой красоты, – это есть.

– Сейчас бы супчика наваристого, – мечтательно протянула моя помощница, – с сальцем, с чесночком…

– Ыыыммм… – промычала я, выколупывая из трещины чей-то обломанный ноготь.

– А еще бы пирожков жареных. С ливером.

– Пффф… – Пришлось стирать неприличную надпись, оставленную одним из старперов на замыленной поверхности. Хулиганье старое.