Шандор вновь вздрогнул. Рубашка неприятно липла к спине, хотя солнце еще не достигло зенита.
Теперь он боялся не за себя. Как бы его неосторожные речи не навредили любимой. Еще и Ферка зудел над ухом "уйдем, уйдем". Будто он мог оставить Умилинту сейчас.
Девушка не заставила себя ждать, будто была неподалеку. Опустив глаза, закрыв лицо покрывалом, она приблизилась к отцу. Низко поклонилась.
– Ты знаешь этого человека? – спросил Петру.
– Нет, – пролепетала Умилинта.
– Тогда потрудись объяснить, какого черта он сватается к тебе? Ну! – прикрикнул он, раздраженный молчанием дочери. – С кем ты спуталась, пока меня не было дома?
– Я не знаю его, отец.
Голос Умилинты дрожал, плечи девушки поникли. В сторону Шандора она не смотрела, но тот и не думал обижаться на невнимание или ложь. Все готов был простить ей, понести любое наказание, лишь бы защитить ее от гнева отца.
– Поклянись памятью матери, что говоришь правду, – рыкнул тот.
– Отец!.. – Умилинта упала на колени, поймала руку Радвана, прижалась к ней губами. – Пощади, отец! Ради всего святого!
Петру оттолкнул ее, зло сплюнул под ноги. Дочь едва не упала, но он даже не взглянул в ее сторону.
Шандор бросился к любимой, но люди Радвана успели быстрее: скрутили руки, бросили на колени перед хозяином. Один из них ударил его по лицу, заставляя склонить голову. Двое других выгнали за ворота верного Ферку.
– Этого высечь! Дочь… пусть сидит в комнате. Никого к ней не пускать, не кормить. Молись, негодная, чтобы грязные слухи не дошли до твоего жениха, иначе горько пожалеешь.
4. Глава 3
Шандор очнулся глубокой ночью. Кто-то настойчиво звал его, вырвав из милосердных объятий беспамятства. Спина горела. Ноги почти не держали его, но и сесть он не мог. Руки, привязанные к крюку, затекли, но никто не подумал ослабить веревку.
– Тихо, а то кто-нибудь донесет отцу. Тогда мы оба пропали.
– Тсера?
– Да, не шуми. Пей!
Девочка поднялась на носочки, поднесла ему плошку с водой. Разбитые в кровь губы с трудом разомкнулись. Первые капли воды Шандор проглотил с трудом, хотя не пил, казалось, целую вечность. Осушил чашу с водой и попросил еще.
– У меня больше нет с собой, – Тсера развела руками, – но тебе и не нужно, а то плохо будет. Потерпи немного.
Она скрылась в темноте, унося с собой надежду. Время тянулось будто кисель, но Тсера все не возвращалась. Шандору начинало казаться, что она и вовсе привиделась ему.
Девочка появилась так же неожиданно как и в первый раз. Прикатила огромный пень, поставила и взобралась на него. Из кармана простой клетчатой юбки извлекла кухонный нож и принялась резать им веревку. Получалось плохо. Ей приходилось вставать на носочки, чтобы дотянуться до крюка, за который та цеплялась. Тсера пыхтела, раздраженно вздыхала, но не сдавалась.
Сердце гулко билось в груди, словно пыталось пробить грудную клетку. Шандору казалось, что стук его слышен даже в столице. Он то и дело оглядывался по сторонам, боясь, что кто-то из людей Петру заметит и помешает им, но Небеса смилостивились над ним.
Он с трудом устоял на ногах, когда веревка лопнула. Ухватился руками за столб, сполз на землю. Хорошо, что Умилинта не видела, как жалок он был сейчас.
– Что с ней?
Тсера поджала губы, отвернулась. Даже в темноте было заметно, что она недовольна.
– Что случилось? – повторил Шандор, а в голове табуном неслись мысли о наказании, которому Радван подверг дочь. – Не молчи ты!
Он схватил девочку за плечи, тряхнул, пытаясь достучаться до нее.
– Ничего. Плакала, пока не уснула. Отец ее и пальцем не тронул. Она у него в любимицах ходит.