– Ну давай посмотрим, как у тебя не болит.

Для непосвященного человека белые пленки спавших пузырей, с виднеющейся кое-где влажной ярко-розовой кожицей, может, и выглядели бы жутко, однако я отчетливо видела, что заживление идет куда быстрее, чем должно бы. До полного восстановления, конечно, понадобится еще время, но девчонка, похоже, не слишком привирала, говоря, что ей не больно.

– А снова не обваришься? – уже чисто для приличия спросила я.

– Нет. – Феня хихикнула. Зашептала, косясь на дверь: – Аглая сказала Дарье, что за каждый окрик будет медяшку вычитать, да не просто так, а в долю той, на кого Дарья рот разинула. Так она такая вежливая стала, прямо не верится.

Я улыбнулась.

– Вот и хорошо. Если хочешь, можешь идти работать, но если вдруг почувствуешь, что тяжело, не упрямься.

– Как скажете, барыня!

Фенька выпорхнула в дверь. Я заглянула на кухню, где вовсю кипела работа, и решила, что утренний кофе сварю у себя, на спиртовке.

Правда, возиться с напитком самой Дуня мне не позволила.

– Настасья Павловна, не сердитесь, но барыня вы или как? Ваше дело – командовать. Ладно дома, людей нет, а дел невпроворот, но здесь-то что получается: вы будете у кофейника топтаться, а я – сложа руки сидеть?

Пришлось смириться с тем, что я барыня. Сев за рукодельный столик у окна, я перевернула журнал, который давеча пролистывал Виктор.

«Благопристойность сделалась смешною, дамы берут у мужчин уроки анатомии и плавания, – прочитала я. – Плавают при мужчинах в панталонах и жилете из самого тонкого полотна. Учась же анатомии, дамы произносят все технические слова, а мужчина показывает им вещи на статуе… Скромность не позволяет нам сказать большее».

Я отложила журнал, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Какова непристойность – учиться анатомии! Зато вопрос о медицинских курсах для дам с благословенным даром отпал сам собой.

Звать Виктора не пришлось: едва Дуня сняла с огня кофейник, в дверь будуара постучались.

– Признавайся, ты пришел на запах, – рассмеялась я. – Выпьешь со мной кофе?

– Не откажусь. Вообще-то я принес тебе обещанный каталог. – Он тряхнул пачкой бумаг. – Но об этом после кофе.

С четверть часа мы болтали о вчерашнем представлении, старательно обходя все, что касалось Стрельцова и Зайкова. Когда Дуня унесла грязную посуду, муж извлек из кармана халата бумаги.

– Вот, мне сказали, что это самый полный список. Хотя я так и не понимаю, зачем тебе все это.

– Объясню по ходу дела. – Я не удержалась и развернула листы.

Виктор хмыкнул, чмокнул меня в шею и ушел, а я углубилась в списки.

Да это не фабрика, это сокровище! Хлорка, медный купорос, кислоты, «марганцевая известь» – что это такое? Кажется, я видела это название в журнале, только в каком…

Когда муж снова вошел в будуар, я сидела на полу, обложившись журналами, а на столе был почти готов новый список.

В глазах мужа промелькнуло изумление, но вслух он сказал:

– Пришел счет от модистки и письмо от нее же. Я сделал Василию выговор за то, что письмо он тоже отдал мне, а не передал Дуне. Больше это не повторится.

– Спасибо. – Я взяла запечатанный конверт. – Ты просмотрел счет?

– Да, и удивлен твоей скромностью, – улыбнулся муж.

Надо же, я думала, модистка добавит в счет неплохую сумму за эксклюзивность пошива.

– Чувствую себя каким-то скупцом, напугавшим жену, – продолжал он.

– У меня и так полный шкаф нарядов, – фыркнула я.

– Насколько я помню, шкафа-то у тебя как раз и нет. Съезди в ближайшее время к мастеру Воронихину. Закажешь мебель для столовой, да и вообще все, что тебе нужно. Скажешь, чтобы записал на мой счет.