— Бетти, что ты предлагаешь?

Раздаются шаги, сперва лёгкие, затем более тяжёлые, твёрдые. Кажется, граф и его сестра расходятся в разные стороны. Видимо, не найдя, что ответить, Бетти ушла от разговора в самом буквальном смысле.

Из моего укрытия в боковом коридоре мне не видно, что происходит в холле. Я прислушиваюсь к звукам. Их спор длился… какое-то время. Я уверена, что тётушка Хлоя давно вернулась в кухню и обнаружила, что я ушла.

Почему она меня не ищет? Я слишком увлеклась? С нехорошим подозрением я медленно оборачиваюсь.

Замотанная в тряпьё фигура молча возвышается у стены. Как давно она за мной наблюдает?! И почему не вмешалась, почему не выдала меня графу и его сестре?

В руках женщина держит скрученный шарф, и над ним поднимается густой пар. Видимо, чтобы отвар остывал не так быстро, тётушка Хлоя завернула чашку. Как ни в чём не бывало, словно не застукала меня за подслушиванием, она с поклоном подаёт мне свежеприготовленный отвар, и я принимаю из её рук чашку, обхватываю ладонями, ощущаю, как от керамики исходит тепло. Тётушка Хлоя распрямляется, и на миг мы встречаемся взглядами. Она очень быстро опускает глаза.

Но мне ведь не показалось!

На краткий миг её острый взгляд…

Почему мне хочется назвать его ведьминским?

— Лишенько, госпожа. Босиком-то! — сетует она, и мне в её нарочитой простоте мерещится не обман, а настоящая издёвка.

— Я в обуви, — отвечаю я, наверное, излишне резко.

— Разве же то обувь, госпожа? — тётушка Хлоя словно не замечает и продолжает свою добродушную воркотню заботливой наседки. — Вы уж простите графа, он долг перед вашим бабушкой выполняет. Как только разделите брачную чашу, граф и комнату вам вашу покажет, и распорядится. Не дело держать невесту на кухне. Вы, госпожа, не обессудьте. У очага теплее всего.

— Понимаю…

На самом деле, нет. Поведение служанки объяснимо, если граф приказал ей быть со мной предельно вежливой и обращаться как с хрустальной вазой. Остаётся открытым вопрос зачем ему это. Боится, что я перекрою доступ к приданому? Это имеет смысл.

Я в два глотка допиваю отвар и отдаю чашу служанке.

— Госпожа?

— Я хочу увидеть свой будущий дом, тётушка. Давайте пройдемся.

— Без чулок, госпожа?

— Без чулок.

Я выхожу в холл, и здесь не на много светлее, чем в служебном коридоре. Дневной свет с трудом проникает через узкие стрельчатые окна, которые по ощущениям не мыли с десяток лет. Половина окон и вовсе закрыты ставнями. Дерево потемнело от старости, но не растрескалось, а вот мебели нет. Перенесли? Продали? Пустили на дрова? Я разглядываю следы утраченного процветания и невольно восхищаюсь мастерством строителей. Сколько веков здание стоит без ремонта, без обслуживания? Хотя внешний лоск утрачен, стены выглядят крепкими.

Приблизившись к окну, Я выглядываю на улицу и вижу снежно-льдистых пустырь и купол голубого неба. Вдали кружит чайка, но здесь её крики не слышны.

Ногам холодно.

Тётушка Хлоя права — без шерстяных чулок бродить плохо.

Но прежде, чем я вернусь к очагу, я попытаюсь хоть что-нибудь вытянуть:

— Впечатляет… Граф намерен восстановить родовой замок? Это же замок, верно?

— Что вы, госпожа! Разве же Дом восстановить? Невозможно. Я изо дня в день молюсь, чтобы его императорское величество сменил гнев на милость и позволил его сиятельству вернуться.

Кажется, в разговоре с сестрой граф тоже упоминал опалу.

Хм…

Изначально я предложила, что обедневшему графу не хватает средств на привычный образ жизни — на поддержание Дома, на найм многочисленных слуг, на балы, модные выезды, охоту и прочие увеселения, считая женщин полусвета и азартные игры. Но сейчас я понимаю, что следовала дурным предрассудкам. Откуда они в моей голове? Из того, что я вижу… Положение у графа отчаянное.