— Карета подана, Степанида Ильинишна, - Алексей прошел в столовую, не сметая с огромных валенок снег, и остановился перед столом.
— Значит, договорились мы с тобою, Алексей… Сам тут закончишь с лошадьми да упряжью, - поставив недопитый кофе, матушка встала из-за стола и подошла к нему.
— Договорились. Как Петр Михалыч отправится к вам, так мы и привезем все. Не переживайте, да берегите там себя. Василий-то Василич хороший паренек. Ему Прохор Данилыч ой как доверял! А это, знаете ли, большая редкость, - Алексей натянуто улыбнулся и пошел к выходу. Наверное, все здесь понимали масштабы произошедшего, кроме Сашеньки, считающей все это либо сном, либо подарком от Бога.
Александра не отрывалась от окна, проезжая знакомые улицы, которые выглядели совсем иначе. Были здесь и незнакомые ей дома, видимо новостройки. Но они тоже не упирались крышами в небо. Самыми высокими были пятиэтажные. Кирпичные, с красивыми эркерами, небольшими коваными балконами, заваленными сейчас снегом.
Ей начинало нравиться то, что она видит и настроение поднималось все заметнее. Жаль было только одного: уехать из Москвы, не осмотрев ее хорошенько. Лавки на первых этажах, украшенные аккуратными не броскими вывесками, были уже открыты: выходящие из них несли в бумажных упаковках свежий хлеб, мясо или тряпичную сумку с чем-то еще, нужным ее хозяину.
Меховая шубка сидела на Александре идеально. В отличие от Олюшки, сидящей напротив с Дарьей. Они с трудом поместились на обитом натуральной кожей мягком диванчик в своих «пОльтах», как выразилась Дарья. А Ольга тут же сморщилась от произнесенного ею слова.
— А этот Василь Василич… он… - начала Александра, не зная, как спросить кто он такой. Да и хотелось понять, где они будут жить, с кем, и чем там заниматься.
— Он помощник вашего папеньки. Ни на шаг от него не отходил. Ни в химическом кабинете, не в докторской, - быстро сориентировавшись, ответила Ольга, стараясь отвоевать свою часть дивана, чтобы высвободить руку, сильно зажатую Дарьиной. Та не ущемляла себя в пространстве, рассевшись, как ей удобно.
— Значит, хоть он в курсе, что там да как? – спросила Саша, не отрывая глаз от окна.
— Сопляк этот ваш Василь Василич, вот и вся правда, - вставила свои «пять копеек» Дарья и наклонилась вперед. – Прохор Данилыч уж больно много ему разрешал, как по мне.
— Теперь это нам на руку, Дарьюшка, хоть кто-то знает, что там творится, в этом «Пятигорье», - ответила матушка, и все снова замолчали.
Вокзал был неописуемо красив: дым от паровозов делал картину, представшую перед Сашиными глазами, еще более волшебной. Поезда просились назваться ретро, но они были новыми, черными, с выкрашенными золотистой краской гербами. Мундиры на работниках вокзала и даже на проводниках сидели, как влитые. Синее и зеленое сукно с лампасами и золотыми пуговицами в два ряда, суконные шаровары, заправленные в сапоги, двубортные пальто с такими же пуговицами, на которых были выбиты перекрещенные топор и якорь.
Сашенька внимательно рассматривала детальки, о которых Светлане Борисовне рассказывал муж, знавший всю историю Российской, а потом и Советской железной дороги. Она будто слышала его голос, поясняющий все детали, и понимала теперь, видя своими глазами, что форма из сукна и правда – лучший вариант в холодные зимы, где проводникам приходилось выскакивать на станциях.
— Пять дней, целых пять дней, - покачала головой матушка, рассматривая написанный рукой кассира билет. Она тяжело вздохнула и посмотрела на Алексея.
— Пять дней это только до Кисловодска, а там на ветку до Пятигорья. Василь Василич письмо прислал, все понял, что и как. Встречать вас будет на станции Пятигорье, - утвердительно ответил Алексей.