– А мы будем это есть? – сглотнула Лиззи, принюхиваясь.

– Конечно, – я ласково потрепала ее по волосам. – Садись за стол.

Позаботившись о дочери, я накрыла поднос для графа и отправилась в его новые покои на первом этаже.

Ну, Ваше Сиятельство, держитесь. Сейчас вы умрете от счастья!

Пока я ездила в деревню, граф со всеми вещами успел переселиться в покои бывшего дворецкого на первом этаже. После того как служанки здесь убрали – вымыли полы и окна, протерли пыль, сменили занавески и постельное белье – спальня больше не казалась такой убогой. И все равно в этой скромной тесной комнатушке Его статусное Сиятельство смотрелся неуместно, как в костюме не по размеру.

Когда я открыла дверь, он сидел на узкой одноместной кровати и явно испытывал дискомфорт, вспоминая свою прежнюю королевскую постель. А еще он мерз: с темнотой в замок пришла прохлада, а в комнатах прислуги не было каминов.

– Леди Кейдж? – Роберт Дарес повернул голову на звук моих шагов.

Он не мог видеть еду на подносе, но чувствовал плывущий по воздуху аппетитный запах томленого мяса. Точеные ноздри графа затрепетали. Мужчина принюхался и повеселел. Ароматы, которые он учуял, обещали вкусный ужин. Унылое выражение на лице Его Сиятельства сменилось оживленным и предвкушающим. Он уселся на кровати удобнее и даже слегка подался вперед, словно ему не терпелось приступить к трапезе.

– У нас новая кухарка? – бодро спросил граф, когда я устроила поднос на его коленях.

– Не так-то просто за несколько часов отыскать новую кухарку, Ваше Сиятельство. Готовила я.

После моих слов Роберт Дарес слегка напрягся. Кажется, он не верил, что дама-аристократка способна сотворить на кухне что-то съедобное, однако ароматы, щекотавшие его нос, доказывали обратное.

– Что это? – граф неосознанно коснулся повязки на глазах, словно желая сорвать с себя эту черную тряпку и насладиться не только запахами еды, но и ее видом.

– Мясо, тушеное в горшочке, картофельное пюре и салат из свежих овощей.

Кадык на горле Его Сиятельства дернулся. Роберт Дарес жадно сглотнул слюну и дрожащей от нетерпения рукой нащупал на подносе вилку.

Господи, бедный мужик! Живет в темноте. Не выходит из четырех стен. Жена бросила. Слуги разбежались, а те, что остались, безбожно воруют. Человек, которому он доверяет, пытается его отравить. Еще и последней радости лишили – кормят помоями.

С первого раза наколоть мясо не получилось: мягкое и нежное, оно разваливалось на серебряных зубчиках вилки. Его Сиятельство громко дышал, раздраженный тем, что никак не может отправить вожделенный кусок в рот. Наконец он кое-как приноровился, понял, где что лежит на подносе, и принялся за ужин.

Попробовав мою стряпню, оголодавший бедолага застонал от блаженства, качая головой.

– Это просто… – он не мог подобрать слов. – Я даже не знаю, как вас благодарить, Кларисса.

Надо же! Так расчувствовался, что назвал меня по имени.

– Давно я не получал такого удовольствия от ужина. Божественно. Великолепно. Лучшие повара столицы не годятся вам в подметки.

От похвалы Его Сиятельства я вся зарделась. Не ожидала, что этот гордец станет петь дифирамбы моим кулинарным талантам. Но видимо, он и правда очень соскучился по хорошей еде. Его слова звучали искренне и восхищенно. С упоением граф макал куски свинины в пюре и заедал все это хрустящим салатиком, заправленным сметаной.

Но вот поднос опустел. И эйфория рассеялась.

Хозяин Вулшира неловко кашлянул в кулак. Похоже, вспомнил, как расточал мне комплименты, и смутился. В высшем обществе было не принято бурно выражать эмоции.