У меня нет ни магии, ни родни, мое сердце разбито, а дом разорен счастливой соперницей.
Теперь меня ждет дорога в далекое северное поместье на окраине драконьей страны. Где я, как уверен муж, буду смирно коротать свои дни в ожидании его редких посещений и денежных подачек.

2. 2. Жертвоприношение

С памяти словно сдёрнули плотную ткань.

Лабиринт Арахны: тёмные скалистые туннели, пробитые в горе Бальза, душные факелы, освещающие неровность стен, страшная тишина, от которой стынет в груди.

В горе, облюбованной восьмирукой богиней Арахной, не работала драконья магия, поэтому туда посулами и силой запускали простолюдинов-веев, чтобы те ставили факелы вдоль ходов. Так далеко, насколько хватит храбрости.

Сильнейшие дракониры Вальтарты входили в лабиринт, уверенные в своём магическом превосходстве, и всех их Арахна высосала до дна, а после выкинула на обратной стороне горы. У берега реки Тихош часто находили мумифицированные тела, закутанные в шёлковую нить.

Говорили, богиня не любит мусорить в своём доме.

На этой горе произошла одна из самых кровавых битв между армией ифритов и драконами. Три дня лилась кровь, пока не покрыла всю гору красной плёнкой, да вот беда, просочилась та в детские коконы божественных паучат и отравила весь выводок. Говорили, гневается Арахна, дышит злобой, съедает драконов, посмевших войти в её лабиринт…

А как не войти, если в нём сокрыта древняя рукопись, руны в которой меняются ежедневно, рассказывая будущее. Вот и идут на смерть мастерицы-пряхи со всех концов страны, дабы умилостивить Арахну своим мастерством, смягчить боль материнского сердца.

Дареш водил Эйвери к лабиринту.

Вывез её из имения под предлогом поездки в город, а сам завёз через дальний лес к скале и запретил сопровождающим идти за ними.

— Здесь ты умрёшь, — жарко шептал он ей в ухо. — Здесь Арахна раздерёт тебя на куски, чтобы накормить твоим телом новых детей.

Хуже всего было то, что Дареш завёлся. Толкнул в острые камни, разорвал корсет и едва не взял силой. И если бы не волна чистой злобы, пошедшей из лабиринта, Эйвери уже не была бы девственна и, может, смогла бы дать отпор своему отвратительному супругу.

Я затряслась от тёмного ужаса, прошившего тело от макушки до золочёных свадебных туфель, и тут же с силой схватила себя рукой за запястье.

«Дыши, — сказала себе жёстко. — Просто дыши. Это не твой страх».

Это страх перепуганного насмерть ребёнка, который коротал свои дни в постах и молитвах, смиренно принимая издевательства схимниц и тяжёлые дни, чередовавшие собой занятия для благородной драконицы и работу преступниц на каменоломнях.

— Истинное благородство Леяш, — восхитился кто-то шёпотом, и толпа взорвалась восторгом и радостью.

Но взгляд то тут, то там выхватывал циничные понимающие лица. Кому-то было всё равно, а кто-то откровенно радовался моему несчастью. Только одно лицо запомнилось мне глубокой, какой-то истовой печалью. Женщина была в чёрном, словно явилась не на свадьбу, а на похороны. Но эта вейра не была знакома Эйвери, и мой взгляд прошёл мимо, словно знал, предчувствовал, что ищет совсем другого человека.

И мой взгляд его нашёл.

Молодой дракон стоял в конце опустевшей залы у самых окон. Толпа стеклась к нашему помосту, и он один стоял, расставив ноги, удерживая одной рукой дорогую накидку, поблёскивающую магической нитью, и глядя исподлобья прямо мне в лицо. Изо всех сил я напрягла зрение, и то словно улучшилось на миг, позволяя выхватить тёмный блеск глаз, точёные резкие черты лица, полные той редкой сказочной красоты, что встречается разве что на страницах книг.