При этом рассказе глаза старика живо заиграли, он как будто заново переживал события своей молодости.

– Кальвино всегда жил легко, весело. Деньги, что достались ему от отца в качестве наследства, он быстро прокутил. Жил на налог со своих деревень. Женился первый раз - не успел обзавестись потомством, мор забрал жену и половину крестьян выкосил. Сам еле жив остался, но исхудал страшно. Так, до смерти, как деревяшка и ходил – хозяину, кажется, тяжело давались воспоминания.

Видимо, дружба между ними была искренняя, старик тяжело вздыхал во время рассказа, в руках перебирал безделушки со стола.

– Второй раз Кальвино женился на твоей матери. Она не была красавица. Из обедневшего рода, но с ней дали хорошее приданое, потому что в девках сильно засиделась. С её приходом хозяйство Кальвино начало оживать. Сам то он был далёк от дел. Только налогами и интересовался. А твоя мать заботу проявляла о крестьянах. Учила, какая шерсть больше ценится, на свои деньги, в долг крестьянам, в каждую деревню скотину покупала. Куда - овец, чтобы потом шерсть была, куда коз - для сыра. У других нашла заброшенный лес маслин, облагородила его, и начали урожай собирать, да на масло сдавать. Соседи даже ездили к ней учиться – на этом он замолчал и глубоко задумался.

И я задумалась. Как правильно эта женщина вела хозяйство. Всем давала работу и надежду на жизнь. Её, наверное, очень любили крестьяне.

– А ещё через год ты родилась – мессир Жакоп вернулся к воспоминаниям – Кальвино-то ждал сына и расстроился. Начал сильнее пить. Семьёй совсем не интересовался. Про хозяйство забыл. А между тем мама твоя придумала масло из маслин сама производить, но не случилось. Земли у самой границы были, набеги врагов часто случались. А в тот раз самый сильный был. Скот увели к себе, деревни сожгли, добро разграбили, людей убили. Всех. Когда королевские гвардейцы подоспели, помощь уже никому не требовалась. Они даже оставаться не хотели. Тела по-быстрому захоронили и обратно собрались. Отошли в лесок по нужде и услышали детский плач.

Мессир Жакоп говорил медленно, сухо. Иногда прерывался и закрывал лицо ладонями.

– Оказалось, мама тебя успела в дупло дерева сунуть. Слава Пресвятой Деве. А завернула в одеяло, с вышитой фамильной веткой маслин. По этой примете и поняли, кто ты. Солдаты потом рассказали, что это чудо - был бы ещё один трупик.

– Пока привезли в столицу, пока искали родню, ты совсем потерянная стала. Не разговаривала, почти не ела, короче, к матери с отцом собиралась. – На этих словах мессир Жакоп смахнул слезу.

– Я как раз по делам в столице в то время был. Спросил, как там мой спаситель поживает, а мне в ответ рассказали и про набег, и про тебя, и про то, что родни у тебя не осталось. Пресвятая Дева, да как же я ребенка своего спасителя брошу! Вот тогда я и похлопотал об опекунстве над тобой. Тебе тогда пять лет было. Забрал к себе. Моя-то дочь давно выросла и уехала, жена умерла.

Мессиру Жакопу тяжело давались вспоминания, он иногда ëрзал на стуле, кряхтел.

– Я приставил к тебе няньку, выхаживали тебя долго. Ты никак не оттаивала. Я уже отчаялся, а потом Пресвятая Дева радость послала - ты заговорила. Вот только странности твои мы не понимали. Ты не хотела жить в отдельной комнате - только с людьми. Кричала всю ночь, если одну оставляли. – Понятно, острая психическая травма у меня случилась. Здесь только мозгоправ помочь мог бы, но не в этом мире, конечно.

– Засыпала ты, только в присутствии большого количества людей. И няня предложила твою кроватку к служанкам перенести. Тебе понравилось, но ты перебралась спать с ними. Я не возражал. Лишь бы спала ночами, а не рвала мне сердце. – Значит, у меня с детства характер.