– Другое дело, – голос стал ровнее, спокойнее. – Живой огонь мне не вредит. И лунный свет терпеть могу. А вот магический... не выношу.

Огонек лучины разгорелся ярче, и я наконец увидела... его.

Передо мной стоял молодой парень. Высокий, плечистый. Штаны, да рубаха холщовая с распахнутым воротом. Из-под нее татуировки виднелись, все какие-то символы хитрые. Короткие темные волосы взъерошены ежиком непослушным. Руки сильные… те самые, что меня в постель, видать, уложили.

Но более всего поразили меня глаза. Те самые, янтарные, что и у кота были, и у ночного гостя в видении. Чуть раскосые, яркие, с вертикальными зрачками, как у дикого зверя. И взгляд хитрый, пронизывающий насквозь.

Он ухмыльнулся, заметив мое изумление.

– Ну что, ведьмочка, теперь и ты втянута в эту историю. Хотела узнать, кто я? Вот и узнала.

Я попятилась, уперлась спиной в стену. Стояла, глаз с него не сводя. А в голове лихорадочно перебирала… Кто же он такой?

Ипостась кошачья, песни усыпляющие, во мраке живет…

Кот-баюн, не иначе!

Сказочное создание, из древних легенд. Не демон, не нечисть, а существо магическое, из другого мира пришедшее.

В академии нам рассказывали, что коты-баюны усыпляли путников своими песнями, а потом... пожирали их. Но вроде как истребили их еще во времена Третьего Княжества. А тут – нате вам! Живой, настоящий!

– Кот-баюн... – прошептала я. – Ты же... вымерли все...

Он усмехнулся шире, показав острые клыки не человеческие, звериные.

– Как видишь, не все. Хотя очень старались... охотники разные.

Лучину он сунул в светец у стола, та засияла ярче. Потом прошел к лавке, уселся, закинув ногу на ногу, и посмотрел на меня с насмешливой улыбкой.

– Да не трясись ты так. Не съем я тебя. Это все байки старушечьи. Коли б так было, я еще мог в первую ночь…

– А что ж тогда? – вырвалось у меня. – Сказки говорят, вы путников заговаривали, усыпляли и...

– И сжирали? – закончил он, рассмеявшись. – Не совсем так. Предпочитаю энергией питаться, а не мясом. Это куда... приятнее.

Внутри у меня все похолодело. Энергией? То есть жизненные силы высасывает?

– А кто готов ею делиться, – продолжал он, глядя на меня пристально, – те обычно сами приходили слушать мои песни... в мою постель.

Произнес это с таким намеком, что щеки мои запылали. Туда-сюда прошлась по горнице, собираясь с мыслями.

– Так ты... прирученный что ли? Как же тебя занесло в эти края?

Баюн вздохнул, поморщился.

– Давняя история. Был я когда-то свободным, сильным. Жил в лесах дремучих, на перекрестках дорог. Девушки деревенские сами ко мне приходили, – вздохнул так еще, с сожалением явным о былом-удалом. – Кто из любопытства, кто за предсказаниями. А я им песни пел, сказки рассказывал… Ну, и не только, конечно.

Хмыкнул, по мне взглядом пробежался с головы до пят, что меня всю жаром опалило. Но он моих реакций ждать не стал… Продолжил:

– И они делились со мной силой своей, молодостью. Охотно делились. Но была одна ведьма... сильная, умелая. Привязалась ко мне крепко, стала ревновать. Когда узнала, что не она одна ко мне ходит... разъярилась. И прокляла.

Он поднялся, подошел к окну, распахнул ставню. Лунный свет залил горницу серебром, и я увидела, как татуировки на его коже засветились тусклым синим светом.

– Теперь днем я только котом могу быть. А человеческий облик принимать лишь ночью, на несколько часов. – Он повернулся ко мне. – Но хуже всего, что питаться энергией я теперь могу только у тех, кто меня искренне полюбит и сам захочет ею поделиться. Зная, о моей сути нечеловечьей.