— А почему? — заинтересовываюсь я, припоминая шикарные кудри брюнетки Селесты.

— Их дар отмечен владычицей тьмы и смерти. Там своя шкала определения уровня силы.

— Хм… А если волосы пепельно-русые, например. Или белые.

— Не бывает такого. Разве что у магичек. У вас же — либо от Солнца дар, либо от Тьмы.

— Так, погоди, а магички это у нас кто?

Фамильяр чихает и спрыгивает обратно на пол.

— Те, кто фокусам разным по книжкам научился и считает, что познал все тайны магии!

Я увлекаюсь в тему еще глубже.

— Это у тебя профессиональная неприязнь или одна из них тебе что-то сделала?

— Да чего мне… Одна такая «умница-красавица» прежней хозяйке столько гадостей накидала! Из-за нее, змеюки подколодной, бедная Касси и попала в эту передрягу. Из которой выбраться не смогла.

Я не верю собственным ушам! Еще один неприятный фрагмент мозаики под названием «моя теперешняя жизнь».

— Огонек, ну я же просила рассказать мне все-все! У Кассандры враг женского пола имеется, а мне об этом до сих пор не известно. Это же гораздо серьезнее какого-то там Бастиана Вердэ и его дракона вместе взятых!

Фамильяр отводит глаза, делая вид, что заинтересовывается настойчиво бьющейся в окно мухой. Какое-то время жужжащий звук и урчание в животе кота — единственное, что слышится в комнате.

— Ну чего еще? — догадываюсь о неизбежности подкрадывающегося песца я. — Выкладывай!

— С некоторых пор, змеюка — его невеста. А сам Бастиан — единственный сын наместника этих земель.

Перевариваю услышанную новость, озадаченно хлопая ресницами. А картинка-то наполняется новыми красками! И они отнюдь не такие радужные, как мне бы того хотелось.

8. Глава 7

Бастиан

Девчонка принимает меня за идиота, не иначе. Молча буравлю ее взглядом, планируя узнать, чем этот цирк закончится.

— Значит, кто-то опаивает меня неизвестной дрянью?

Обычно от такого тона — вкрадчивого и угрожающего — трясутся поджилки абсолютно у всех. Начинает сбиваться речь, путаются показания и проступает испарина по всему телу. Но золотоволосая мелюзга лишь прищуривается, сдувая опавший на зеленые глаза локон.

— Почему же неизвестной? Вполне себе даже популярной. В определенных кругах.

И усмехается, чертовка! Семнадцать лет, как на свет появилась, а наглость поперед нее выскочила. У меня с такими разговор короткий — скрутить и в исправительную, на сутки. Подумать над своим поведением и вспомнить, как с инспектором инквизиции разговаривать.

Она вмиг серьезнеет, словно мысли мои читает. Выпрямляется, одергивает край несуразного желтого жилета, напяленного на мешковатое голубое платье и шмыгает носом.

— На вас печать зелья памяти, драг-лорд. Только оно так явно размягчает мозг…

Я шумно выдыхаю через нос и прищуриваюсь.

— Ну, то есть, это, как сказать-то по вашенски… — запускает пятерню в копну растрепанной шевелюры, сжимает и чуть оттягивает у корней волос.

Правильно волнуется. Не часто главный инспектор слышит в свой адрес о размягчившимся мозге.

— Аура вокруг головы у вас нездоровая, во! — находится она.

Звучит не лучше.

— Замолчи, будь добра, — прикрываю на мгновение глаза.

Осматриваюсь, отмечая суету вокруг. Ярмарка в разгаре, никто ни на кого не смотрит — люди заняты забегом по торговым точкам и развлекательным шатрам.

На самом деле, слова ведьмы цепляют не просто так. В последнее время я часто замечаю за собой странное — головные боли, чего раньше не бывало, сны, в которых является одна и та же женщина… Не в том антураже, в каком бы мне хотелось. Она не обнажена и даже не пытается приблизиться.

Незнакомка стоит у кромки леса и просто смотрит. Ветер играет в ее красно-рыжих длинных волосах и отчего-то грязном, порванном по подолу платье. А во взгляде глаз таится нечто такое, от чего душа горит и рвется на части.