— Что это за сексуальные услуги малолетним, а? Ты думаешь, я не в курсе происходящего?

— Любовь Георгиевна, что вы такое говорите. Зачем вы меня оскорбляете? Никаких услуг, кроме уборки, я тут не оказываю. А мои личные отношения никого не касаются. – Тома хоть и была скромной девушкой, хоть и научена уважать старших, но не готова была терпеть унижения.

— Личные отношения, значит! Вот как ты заговорила. Мальчику едва шестнадцать исполнилось! О чём ты думала, когда с ним вчера… Даже говорить противно! – экономка сморщилась, словно речь шла о чём-то настолько мерзком, о чём она, конечно же никогда не думала и чем не занималась. И двое её сыновей были зачаты от молитвы над учебником по математике за третий класс, а не от этого вот непотребства.

— Как это… Шестнадцать? - Тома не на шутку растерялась. Сашка был её на голову выше, а в плечах в два раза шире. Парень, почти мужик.

— Да, милая моя. Мальчик ещё не совершеннолетний! Тебе неприятностей в жизни мало, решила разнообразить серые будни судебными заседаниями?

—Любовь Георгиевна, я не знала, честно, – Тома почувствовала себя школьницей под гневным оком директрисы, которая присутствуя на уроках, всегда давала Томе сложные дополнительные задания.

— Не знала она… Кто ещё знает? – экономка, выбив почву из-под ног сообщением о возрасте "жертвы", вела допрос с полным пристрастием.

— Никто. Бабушка только.

— Ладно. И чтоб так и было. Больше никому. Ты поняла меня?

— Не тот случай, чтобы хвастаться. Да и кому я скажу?

— И с пацаном… – начала было Любовь Георгиевна, но Тома не дала ей закончить.

— Это была случайность. Ошибка.И так бы не повторилось, а теперь, когда я знаю про его возраст, тем более! Любовь Георгиевна, не говорите Бурову, пожалуйста. Мне без этой работы, сами понимаете, нельзя. На одну пенсию бабушкину жить трудно. А пенсию по утрате кормильцев я потеряла вместе с институтом.

Тома просила, но в глазах у неё мелькнул тот огонёк, который помнила Любовь Георгиевна с тех времен, когда пятиклассница Тома пришла к ней в кабинет и настойчиво сказала: "Пожалуйста, Любовь Георгиевна, не отчисляйте Петракова. У него поведение плохое потому что его отец бьёт. Вот он и кобенится." И уже тише:"Мне бабушка сказала, что злых детей не бывает. Бывают обиженные."

Маленькая, скромная девочка, а если что решит – не отступит. Ведь боялась директора, – вся школа, включая учителей, боялась, – а пришла. Никто и слова не сказал, все только повздыхали, да глаза попрятали, когда на общешкольном собрании отчисление хулигана Петракова обсуждали. Одна Тома заступаться пришла.

Удивительным образом сочетались в Томе сила духа и скромный нрав. Ей бы наглости побольше в характере - она бы стены лбом прошибала своей настойчивостью. Но вместо наглости то ли бог, то ли бабкино воспитание наделили Тому уважительным отношением к людям, которое со стороны можно было принять за стеснительность.
Как её угораздило с этим хозяйским сынком связаться…

Любовь Георгиевна очнулась от воспоминаний, поправила брошь на воротнике жабо и строго изрекла:

— Разобрались меж собой и будет. Мальчик тоже…не зайчик. Видно по нему, что не впервой. Шустрый. Так что к хозяину я ни с какими разговорами не пойду. Но ты, Тома! Я не ожидала! – экономка покачала головой и вышла из помещения.

***
Сашкины следующие притязания Тома резко оборвала, пригрозив рассказать хозяину. Парень на удивление быстро отстал. Попросил у отца в подарок квадроцикл и гонял целыми днями по окрестностям.

И вскоре разбился насмерть.

А ещё через пару недель Любовь Георгиевна заметила, что Тому целыми днями мутит…