− Думаешь, поможет?

− Нет. − Яромир ускорил шаг. − Но хоть отвяжешься.

− Вахляк, − обозвался Марий [1].

Ледорез фыркнул.

− Какой есть.

− Ты чего там буробишь, Волчонок? − Владивой притормозил, дожидаясь его.

− Песню складываю. − Яромир нагнал следопыта, замершего у покрытой скальными наростами пещерной стены. − Куда дальше?

− Туда. − Ловец поднёс факел к шершавой поверхности, и Ледорез разглядел узкую щель. − Пролезешь?

− Пролезу, − уверенно заявил Яр. Он порядочно схуднул после второй смерти. Две седьмицы на жидкой похлёбке тоже полноты не прибавили.

− Идти с версту, − Владивой провёл ладонью по острому краю прогалины. − Выйдешь сразу к хижинам. В зарослях морозника укроешься, а дальше − смекнёшь.

Ледорез кивнул и отстегнул ножны с ремня: пробираться по узкой каменной кишке с мечом на поясе − сомнительное удовольствие.

− Коль в пещерах заплутаешь, на поверхность уже не выберешься, − предупредил Ловец. − Потому гляди в оба: на стенах знаки. Последние их начертали, когда жгли чародейством скальную твердь.

Яромир нахмурился.

− Это же гномьи переходы. Ты сам говорил...

− Гномы пришли сюда позже. Много позже. А потом исчезли − все, как один. − Владивой помрачнел. − То, что живёт там, внизу...

Он не договорил. Посмотрел выразительно.

− Уверен, ты справишься, − сказал следопыт. − Но ежели на исходе третьего дня вестей не дождусь, доложу Мастеру, что сгинули вы оба в грязевой воронке. Усвоил?

− Усвоил.

− Вот и славно. − Ловец хлопнул его плечу. − Ступай, Волчонок. Выручай младшого. И рёбра береги.

Яр криво усмехнулся, повернулся боком и втиснулся в зёв.

***

Кусты кололись. Да и называть кустами морозник язык не поворачивался: густая поросль острых шипов, раздирающих кожу в кровь. Ледорез собрал весь мат и все колючки, пока прятался там.

Границы поселения никак не охранялись. Ни патрулей, ни дозорных башен. Видимо, Ущербные чувствовали себя в полной безопасности: растянувшиеся длинной цепью Лысые горы надёжно защищали общину от незваных гостей, а на севере сверкало гигантскими льдинами Лютое море.

Яромир наблюдал за страхолюдами, прикидывая, где они могут держать Горыню, однако ни одна из хижин даже близко не напоминала пыточную.

Вот кузня. Рядом − стойла и коровник. Псарня. Крытые соломой амбары и покосившийся курятник. Здоровая деревянная клеть для сушки рыбы. Баня... И ничего похожего на темницу. Совсем.

По дворам носились укутанные в овчинные тулупы ребятишки, за ними со звонким лаем гоняли лохматые щенки. Протяжно мычали шерстистые северные коровы, мекали козы, лошаки и мулы, визжали поросята. Женщины смеялись и шумно переговаривались. Громко стучал кузнечный молот.

Обычная жизнь обычно верви [2]. Вот только...

У кузнеца было три руки. Одна − тонюсенькая − торчала из внушительных размеров горба. Она моталась, точно плеть, и судорожно дёргалась всякий раз, когда кузнец ударял по наковальне. Одноглазый мальчонка, играющий со щенком, не имел губ, и жуткий оскал его зубов заставил Яра содрогнуться. У бабы, что несла коромысло с вёдрами, огромный, покрытый бородавками нарост на лбу спускался на глаза, а из-под юбки торчал хвост. Не весь, конечно. Самый кончик. Но всё-таки...

Марий тихо ругнулся, помянув Святые Небеса.

− А ведь предки этих несчастных считались самыми прекрасными созданиями в мире, − пробормотал призрак.

− Угу, − отозвался Ледорез. Он как раз заприметил строение, назначение которого никак не мог распознать.

У обшитой тюленьими шкурами мазанки толклись бабы − одна страшней другой − и о чём-то голосили.