Не теряя ни секунды, подскакиваю к двери. Кайлер сказал, что она заперта, но я ведь не проверяла. Бью по панели ладонью, почти ни на что не надеясь. Я готова к тупику, к боли в плече, к чему угодно, кроме… этого. Контур двери мягко вспыхивает изнутри и беззвучно разъезжается в стороны. Без команды. Без кода. Просто открывается, выпуская меня из западни.

Я выбегаю наружу и сломя голову несусь по вагону. Воздух за пределами купе гораздо прохладнее и пахнет озоном. Свет меняется по ходу движения от тускло-жёлтого к стерильному белому. Над головой гудят панели, иногда мигают, и я чувствую, как напряжение скапливается где-то внизу живота, но бояться поздно. Всё уже происходит.

Коридор тянется бесконечно, как туннель в кошмаре, но я несусь, не снижая скорости, пока не врезаюсь плечом в очередную перегородку. Панель загорается приятным свечением и распахивается, не затребовав подтверждения.

“Осталось меньше минуты”, – отбивает в голове подгоняющий страх.

Из потолочных динамиков снова раздается автоматический голос системы:

«Прибытие в пункт назначения… через сорок секунд».

Я цепляюсь взглядом за следующую секцию, ощущая, как лёгкие сжимаются от боли, а ноги тяжелеют. Паника всё ещё толкает меня вперёд, но тело начинает ослабевать. Не сбавляя хода, влетаю в следующий вагон и будто проваливаюсь в другое измерение. Давление в ушах меняется, словно я прошла через герметичный шлюз. Пространство поглощает любые звуки, создавая впечатление, что кто-то незаметно повернул ручку и убавил громкость во всем мире. Кислород кажется стерильным, будто не предназначенным для дыхания живых. Ни шорохов. Ни скрежета тормозов. Ни тревожного гула поезда. Словно я переступила границу не между вагонами, а между реальностями.

Резко останавливаюсь, хватая ртом воздух. Сердце бьётся где-то в горле, у висков пульсирует боль. Бегло обвожу взглядом помещение, аналогичное секции лабораторного отсека. Сужающуюся, длинную, напоминающую собой камеру. Слева ряд смотровых иллюминаторов, закрытых шторками из армированной ткани. Справа герметичные капсулы, не подписанные, но каждая с цифровым экраном над входом.

Людей в вагоне нет. Сигналы тревоги не звучат. Харпера тоже не видно и не слышно. И это, честно говоря, пугает. Почему он не пытается меня догнать? Уверен, что далеко не убегу? Или знает, что выхода нет?

В чем, черт возьми, подвох? И почему я могу беспрепятственно перемещаться по поезду, где каждая перегородка защищена кодами доступа?

Сделав неуверенный шаг вперед, приближаюсь к одной из вакуумных капсул. Сердце сдавливает тисками. Сквозь толстое стекло проступает силуэт. Сначала расплывчатый, как размытая тень в мутной полутьме отсека. Я щурюсь, подхожу ближе. Дыхание обрывается, пульс сбоит, к горлу подступает тошнота.

Внутри тело. Женское обнаженное тело. К коже тянутся тонкие сенсоры, на лице – дыхательная маска, а к руке подсоединён шунт. Боже… она дышит. Грудная клетка едва заметно поднимается и опускается, а на мониторе над капсулой мерцают ровные линии пульса.

Я отшатываюсь, обо что-то спотыкаюсь, чудом удержав равновесие. Обвожу взглядом остальные капсулы. Все заняты, ни одной пустой. Меня прошибает холодный пот. Ледяная волна ужаса прокатывается по позвоночнику.

Что это за место? Кто они? Зачем их тут держат? И самый жуткий вопрос: со мной сделают то же самое?

Пол под ногами начинает дрожать, свет моргает. Поезд приступает к торможению. Я застываю, как загнанный зверь перед дулом ружья охотника. Паника снова нарастает, душит, сдавливает горло, и только резкий толчок заставляет меня вырваться из ступора.