Очень хотелось мне поглядеть на весеннюю цветущую природу южных местностей близко и понежиться под теплым солнышком, которого очень не хватало, пока пряталась на севере. Я привыкла к теплу, выросла в тепле, и теперь понемногу обретала себя прежнюю.
Заниматься собаками – было прямой обязанностью Сияры. Она таскала им еду в кастрюлях, вычухивала колтуны, повторяла с ними заученные команды, выпускала бегать по двору. И следила за тем, чтобы дверь вольера была надёжно закрыта.
Но что-то пошло не так.
И вот буквально сегодня я вовсе перестала высовываться во двор.
Что послужило моему желанию изолироваться от всех и дышать свежим воздухом только из форточки? Да просто случилось так, что вольер как раз в то время, когда мы обычно выходили на прогулку, оказался недозакрыт, и собаки выбежали во двор.
Само собой, эти две зловещие туши килограммов под семьдесят весом каждая, признав во мне и детях угрозу, с лаем ринулись на нас и вовсе не для того, чтобы поиграть.
Да и Сияра, которая вот только недавно тут ошивалась с лопатой, куда-то резко испарилась.
Я, испугавшись, что моих малышей загрызут, подняла истошный крик, который несомненно услышала вся улица. Старалась кричать как можно громче, потому что надеялась, что не только кто-нибудь прибежит на помощь, но и что получится спугнуть собак хотя бы на какое-то время.
Два взрослых азиата оказались далеко не трусливыми. Их моё агрессивное поведение ещё сильнее разъярило.
Вместо того, чтобы от паники пригвоздиться к месту, на котором стояла, и ждать, когда собаки разорвут меня, или за Марьяну с Тимуром примутся сперва, я взвалила на себя детей и шустро прошмыгнула в дом.
Мы успели.
Нам удалось избежать фатальных неприятностей.
А два азиата, пытаясь проникнуть в дом, лаяли и скребли по двери до тех пор, пока из другого дома не выбежал обеспокоенный Фархад, а следом за ним – побелевший Абдуриза.
Я наблюдала из окна за тем, что происходило снаружи.
Собаки Фархада побаивались, наверное, из-за его исполинской комплекции и низкого голоса с извечно приказной интонацией. Или может, какая-то другая была веская причина не бросаться на него. Что бы ими не двигало, псы, поджав хвосты, и по мере приближения Фархада, у которого ничего в руках не было, прекратили лаять и ломанулись к вольеру.
Пока Абдуриза бранился на Сияру за то, что им с Фархадом из-за форс-мажора пришлось прервать важный намаз, та закрыла вольер и поспешила скрыться с глаз.
Фархад увидел меня в окне и, не заходя в дом, поинтересовался, целы ли мы. Я ответила, что целы и невредимы, и что успела спрятаться раньше, чем собаки настигли порог дома.
Фархад недолго простоял возле окна, раздумывая о чём-то глобальном. А потом подошёл к вольеру.
Какое-то время Фархад спорил с Абдуризой о чём-то, чего я не слышала. Я распахнула форточку, чтобы понять, о чем шла речь, но и это не помогло. Они изъяснялись на своём языке, и разговор происходил на повышенных тонах.
Абдуриза был явно возмущён и расстроен тем, что мы были подвергнуты опасности. И что это случилось как раз в тот момент, когда они молились. Он хоть и восклицал, что молитва не засчитается, если не вернуться и не закончить её сейчас, но Фархад был неумолим. Ни в какую не намерен был оставлять всё, как есть.
Притесненный и слабовольный Абдуриза вскоре согласился с требованиями настырного и обозленного Фархада.
Пока тот гладил собак, Фархад выходил на улицу, видимо, к машине, а после вернулся оттуда уже с пистолетом.
Сердце моё сжалось до молекулы.
Абдуриза, не в силах смотреть на то, что случится с минуты на минуту, яростно крикнул что-то Сияре, находившейся в тот момент возле дома. Затем он отломил с дерева молодую ветку и помчался в дом.