– Жесть. Может быть, ей кто-то их подарил, вот она и передарила? – предположила я.

– Может быть, – кивнула Ксюха. – Но всё равно это не оправдание.

– Верно, – согласилась я, представив Ксюхино лицо, когда она развернула такой подарок.

– Или вот, например, мы у них дома в гостях. Она блинов напечет, чаю заварит и бежит бегом мужа своего звать и сыночков. Гришенька, Владичек, Стасичек, Ясичек, айда чай пить, – писклявым голоском передразнила она свою свекровку. – А меня словно и нет в этом доме. Я как батрачка там, недостойна с господами за одним столом сидеть. Если я в это время, допустим, полю её грядки, ну, типа, и дальше поли, че тебя звать. А если я заявлюсь на кухню в тот момент, когда они чаи гоняют, то она сразу вся недовольная такая, никогда не скажет, мол, Ксюша, садись с нами, попей чаю. Дальше сидит не замечая, что я пришла. Будто вот есть только её семья – муж и трое её сыночков, а я как приживалка какая-то, которую особо не привечают здесь.

– Офигеть, – удивленно произнесла я. Я и не знала, что у Ксюхи такие проблемы со свекровью. – Ты пробовала с ним поговорить на эту тему?

– Конечно, – хмыкнула она.

– И что он говорит?

– Что мне всё кажется, что я наговариваю на его любимую мамочку, – фыркнула Ксюха. – И ты понимаешь, когда мы туда приезжаем, Влад становится какой-то не такой. Вот я захожу на кухню, они чай пьют, ни мать его на меня не посмотрит, не предложит кружки, ни он. Сами с собой продолжают разговаривать, не обращая на меня внимания, как будто и нет меня. Знаешь, у меня порой складывается ощущение, что его словно гипнотизируют в тот момент, чтобы он тоже не замечал меня. Вот когда мы с ним одни дома, он никогда без меня кушать не садится, всегда меня зовет. Или в гостях у друзей, если я прихожу позже, а он уже на кухне, он всегда меня обнимет, поцелует, с собой усадит, чаю нальет, сама же видела. А если мы в его доме, то это вообще другая картина. Ведь, если мы у моих родителей, мы всегда его приглашаем, не было никогда такого, чтобы у нас гость где-то там в углу отсиживался, а ещё хлеще – пахал бы у нас в огороде, а мы бы без него чаевничали.

– Офигеть, – снова повторила я. – С этим надо что-то делать. Не езди к ним.

– Ага, не езди, – фыркнула она. – Это обязаловка. Попробуй отмазаться, это же скандал века. Как он без жены к родителям приедет, ведь у них в деревне сразу нежелательные разговоры могут пойти, типа, не положено так, без жены приезжать. Всё мы на людях в счастливую семью играем, а на меня пофиг, – смахивая слезу сказала Ксюха.

– Офигеть, – в который раз поразилась я.

– Так ладно там, он же мне ещё дома каждый вечер мозги выносит. Ни домашней работы толком, ни отдыха. И так после этой десятичасовой пахоты в компании и после этих адских пробок вечер короткий, так он ещё на час-полтора, а то и больше, зависает в видео-звонках своей мамочке. Соскучился ведь за день-то, нужно полностью отчитаться: что делал, что кушал, каким мылом попу мыл, – продолжила изливать душу Ксюха. – Я его реально не могу попросить там что-то тяжелое передвинуть или помочь мне. Он же занят, он же с мамочкой разговаривает.

– Ого!

– Однажды вообще ужас был. Я шторы собиралась вешать. Он поставил табуретку на стол. Я забралась наверх, стала зацеплять крючки, он меня страховал. Вдруг позвонила его мам, и что ты думаешь? Он взял трубку и ушел в другую комнату. А у меня табуретка как соскользнет одной ножкой! Я тогда здорово перепугалась – стою, значит, кое-как, балансирую на трех ножках, зову его на помощь, ору благим матом, что все соседи, наверное, уже услышали, а он никак не отреагировал, представляешь? Он же с мамочкой разговаривает, не беспокойте его по пустякам. И ещё – по первому же её зову тут же мчится к ней, неважно, о чем мы с ним договорились накануне. Он так и говорит – это неважно!