– Надо бы Свиста в чувство привести, – напомнил Бадюг.

– Повременим. Проку от него сейчас всё равно никакого. Что касается моего плана, то он связан с немалым риском. Тут уж, как говорится, выбирать не приходится. Впрочем, весь этот риск возьмет на себя один-единственный человек, который, держа наготове оружие, отправится навстречу врагам.

– В одиночку? – уточнил Тюха.

– Вот именно. Столкнувшись с врагами, он должен наделать как можно больше шуму, дабы те поверили, что имеют дело со всей нашей стаей. В суматохе они начнут раздавать удары налево и направо, калеча, а то и убивая друг друга. Я же тем временем подберусь поближе и открою стрельбу на звук. Когда-то у меня это неплохо получалось… Ну как, нравится вам мой план?

– Другого-то всё равно нет, – сказал Тюха без особого восторга. – А кого ты собираешься послать навстречу врагам?

– Мне без разницы. Но всем вам следует уяснить, что передовой боец не жертвует собой, а только рискует. Сразу после начала заварухи он должен упасть на землю и отползти в сторону. Тогда мои стрелы не заденут его. Без выдержки и сноровки тут не обойтись… Уж если говорить начистоту, то я бы послал вперед тебя. Больше, сам понимаешь, некого.

– Как это некого! – возмутился Бадюг. – Меня вы, похоже, уже и за человека не считаете. Вперед пойду я! И даже не пытайтесь меня отговорить.

Ещё даже не закончив последней фразы, он сорвался с места, о чем можно было судить по быстро удаляющемуся топоту его ножищ.

– Вот те на! – удивился Темняк. – С чего бы это он вдруг?

– Бывают в жизни такие моменты, когда чувство собственного достоинства превозмогает и страх, и алчность, и скудоумие, – сказал Тюха, которому, похоже, эта нравственная проблема тоже была близка.

– Как бы он нам только всё дело не испортил, – с сомнением произнес Темняк. – Хотя шума он наделает не за одну, а сразу за несколько стай.

– Ночная схватка имеет то свойство, что её итоги проясняются только с первыми лучами света. Но о её ходе мы так ничего и не узнаем, даже если останемся живы. Тьма скрывает от человеческих глаз как геройство, так и трусость.

– Да успокоитесь вы когда-нибудь или нет! – взмолился Свист, всё ещё пребывавший в счастливом состоянии отрешенности. – Дайте хоть ночью отдохнуть!

– Всё, больше ни звука, – заранее вложив в лук стрелу, Темняк поспешил вслед за Бадюгом.

Суматоха во вражеской стае началась гораздо раньше, чем это предполагал Темняк. Оставалось предположить, что Бадюг передвигался в темноте столь же уверенно, как и на свету.

Впрочем, шум, возникший впереди, напоминал скорее драку каких-то фантастических зверей, чем конфликт человека с человеком. Мрак ночи сотрясали и грозное рычание, и злобный вой, и бешенное ржание.

Только сейчас Темняк вспомнил, что Веревки были лучшими певцами во всем Остроге, чем в немалой степени способствовал их нудный, однообразный труд. Но песни Веревок состояли не из слов, как у других народов, а из сплошных звукоподражаний.

Едва эти дикие звуки утихли – оставалось надеяться, что Бадюг успел отползти в сторону, – как раздались характерные щелчки спиралей, разящих цель со стремительностью атакующей кобры. Схватка завязалась даже несмотря на то, что одна из сторон в ней практически не участвовала. Плохо, если мрак застилает глаза, но ещё хуже, если горячность туманит разум.

Ориентируясь на звук, Темняк истратил изрядное количество стрел, а последний десяток выпустил веером, что называется, наудачу. Схватка (даже не с тенью, а с пустотой) тем временем продолжалась, и на судьбе вражеской стаи, похоже, можно было поставить жирный крест, в Остроге, кстати говоря, означавший совсем другое, а именно – сексуальную силу.