И кудри непокорные,
И детская слеза.
Вуаль на шляпке фетровой
Чуть ниже опущу
И по погоде ветреной
На долю не ропщу.
Благодарю, о Боже,
За жизни фейерверк.
И мой герой, похоже,
Не царь уже, а клерк.
Повергнут с пьедестала,
Туда он не вернётся,
Но легче мне не стало,
Что сердце реже бьётся.
Что не тащусь, как спьяну,
В «наш маленький Париж»
И мне по барабану,
С кем ты в обнимку спишь.

«Закат был пьяным до рассвета…»

Закат был пьяным до рассвета.
И ночь, подальше от греха,
За водокачкой скрылась где-то.
И слов банальных шелуха
С влюблённых уст моих слетала:
Мол, век любви давно отмерен.
Ты на меня глядел устало,
Но почему-то был уверен,
Что будет ясная погода,
Когда наступит этот день.
Потом с рассвета до восхода
Меня пугала ночи тень.
Ах, эти фобии и мании!
Душе – отрава, сердцу – яд,
Но трепет первого свидания
Напомнил мне твой детский взгляд.
Мой милый сказочник! Напрасно
Ты избегаешь слова «драма».
И в сказках всё не так уж ясно.
Тебя жалела в детстве мама
И не сказала, что принцессу
Отдали на съеденье волку.
Бедняжка выбралась из лесу
И вышла замуж. Да что толку?!

Колесо Фортуны

Кто сказал, что было «что-то» между нами?!
Ничего не помню, только сердца стук.
Зеркало в старинной деревянной раме,
Призрачный свидетель радостей и мук.
Ничего не скажет: не такие драмы
Повидал свидетель на своём веку.
Помню отраженье Незнакомой Дамы,
На меня похожей, «чуточку ку-ку».
Так Вы говорили – я в ответ смеялась,
Думая, что шутка – высший комплимент.
Кануть в Зазеркалье от любви боялась.
Словом, был упущен «чувственный момент».
И вот-вот порвутся между нами струны,
И вот-вот истлеют связанные нити.
Я кручусь, как белка, в Колесе Фортуны,
Но сгорю от страсти – только поманите.

Дом с мезонином

Этот домик с мезонином –
Я когда-то здесь была
И с приятным господином
Чай со сливками пила.
В этом самом мезонине
Очень низкий потолок,
И кораблик на картине,
И цветочный уголок,
И фарфоровая ваза
(Я разбить её боюсь),
И загадочная фраза:
«Где же ты, моя Мисюсь?»

«А если б жираф был лиловым?…»

А если б жираф был лиловым?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом хипповым
Пасущихся в поле кобыл.
– А если б жираф был зелёным?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом холёным
Лежащих на травке кобыл!
– А если б жираф был пурпурным?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом гламурным
Уставших от жизни кобыл.
Ведёт уходящее Лето
Багряную Осень к венцу.
И брюки брусничного цвета,
Мой милый, Вам очень к лицу.

«Печальным аккордом окончится бал…»

Печальным аккордом окончится бал.
Мы сами придумаем грустный финал
И будем полгода в тоске и разлуке
Смотреть на луну и заламывать руки.
Потом ты безумно полюбишь кого-то,
А я наконец-то прочту «Идиота».

На даче

Кто-то скажет: «Божья милость»,
Кто-то – «Божья благодать!»
Время здесь остановилось,
Смысла нет чего-то ждать.
Сквозь зелёных листьев сито
Солнце медленно струится.
Всё плохое позабыто,
Всё хорошее случится.
К счастью путь лежит простой:
Мимо сосен, вдоль жасмина.
День течёт, как мёд густой,
Из бездонного кувшина.

«На фотографии – юная бабушка…»

На фотографии – юная бабушка:
«Милочка», «кисочка», «душенька», «лапушка»,
Шляпка с полями и бантиком губки,
В узких перчатках и в бархатной шубке,
Сумка с застёжкой, блестящие ботики,
Мало учёности – много эротики.

Подруге

Ну не смотри ты так тоскливо:
Свои года не утаишь.
Нас ждёт такая перспектива!
Слетаем как-нибудь в Париж.
И будем мы, две старых клячи,
Влюбляться в юных на смех курам
И поздним вечером на даче
Пить чай под пыльным абажуром.
И станет жизнь полна, как чаша,
И счастье цепким, как магнит,
И, может быть, Васильев Саша
Мне из Парижа позвонит.