– Да, мы сейчас ничего не будем менять. А потом начнем учить рабочих управлять техникой или строить дома. И повысим им зарплату.

Разговор закончился.

Завтра надо сходить, посмотреть, что там за карьер. Придумать, как сделать, чтобы местный управляющий не воровал и не превышал полномочий. И что-то думать о поиске нового директора для горнорудного направления. Этот не потянет, его придется оставить директором нашей старой шахты. Он привык командовать роботами, с живыми людьми дела не имел. Где такого взять, который имел? Может, из местных?

***

Весь в задумчивости, я вывалился обратно в личную комнату, в объятия Ирины.

– Почему ты постоянно уходишь в закрытый режим, когда общаешься? – с подозрением поинтересовалась девушка.

– Это по работе. Секретность.

– У тебя почти все общение по работе и секретно. Это ненормально.

– Для общения, не связанного с работой, у меня есть ты.

Девушка потеряла воинственность.

– Всё равно, это ненормально. Вокруг тебя слишком много непонятного. А ты ничего не объясняешь. Меня это напрягает.

Я погладил Иру по спине. Надо что-то объяснить, да. Нужно быть очень доверчивой девушкой, чтобы всё еще считать, что я какой-то особо секретный дизайнер.

– Хорошо. Я тебя расскажу, что могу. Я не дизайнер. Я военный. Я управляю боевой техникой и командую небольшим подразделением.

– Но военных много, и такой секретности в их службе нет. Наоборот, каждый старается перед девушками распушить перья и показать, как он крут – умеет управлять танком или бегать с винтовкой по полигону.

– Я не просто служу, я участвую в боевых действиях. В реальных действиях. За границами нашего сектора. Это секретные операции, поэтому не могу тебе о них ничего рассказывать.

Ирина задумалась.

– То есть вот прямо участвуешь? И живых людей убивал?

– Да.

Смутилась.

– И много?

– Много. Я хороший убийца.

– И… как это? Убивать?

– Сначала переживаешь, пытаешься понять, как к этому относиться. Потом находишь ответы на все вопросы и успокаиваешься, дальше – это просто работа. Мы стараемся поступать справедливо и осторожно.

– Но это же неправильно. Люди не должны убивать.

– Как раз убивать – это нормальное состояние человека. Почитай историю. Всегда были те, кто убивал. И те, кто отдавал приказы убивать. Остальные им прислуживали и аплодировали. А если толпе дать хорошее оправдание и уверенность в безнаказанности – то пойдут убивать многие. Остальные будут смотреть и подбадривать криками.

– Ты страшные вещи говоришь. Люди не такие.

– Люди не такие, потому что их держат в клетках. Единственное, что может избавить их от агрессивности – необходимость все силы тратить на собственное выживание и борьбу за место под солнцем.

– Но были же поколения, которые войн не знали?

– Были. И эти поколения сами разрушали себя и свое общество. Потому что человек не умеет быть постоянно мирным и сытым. Ему надо за что-то бороться. Кто-то способен бороться за идею, но таких – единицы. Большинство тратят свою энергию на выживание или выплескивают ее, пытаясь получить больше, чем имеют. Получить что-то можно двумя путями, создать или отобрать. Мало кто может создать что-то значительное. А вот отобрать у соседа – могут все, особенно если собьются в группу.

Мы замолчали.

– Тебя пугает то, что я убиваю? – спросил я, когда молчание затянулось.

Ира задумалась над ответом.

– Нет. Если ты выбрал такую работу – значит, так надо. Я буду с тобой в любом случае.

– В печали и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии?

– Да, – просто ответила девушка.

– Закончу одно задание, куплю нам дом. Или даже раньше.