Пропустив это мимо ушей, Петрович спросил:

– А вам на что деньги?

– На общественно важное, – ушел от ответа мужчина.

– Это хорошо, что на общественно важное. Он это дело любит.

– А ты-то откуда знаешь, чего он любит? – смерил оценивающим взглядом тип уборщика.

Петрович игнорировал выданную ему униформу и был одет в свою старую потрепанную кожаную куртку, растянутый свитер и длинные вельветовые брюки, заправленные в высокие кроссовки. Огромная бейсболка с прямым козырьком почти закрывала брови. Одежда была чистой, но безвкусной, а от самого Петровича сильно несло растворимым кофе и дешевым одеколоном.

– Ну… Я тут еще при его отце работал.

– И что, тебя во все дела посвящают? Хотя да, у нас же дворник – главный на любом предприятии, – злобно оскалился мужчина, а затем бросил окурок. Тот ударился об урну и, рассыпав по земле красные искры, срикошетил в траву. – Ладно, не кисни, а то какой-то вон мрачный стоишь. У меня социальная столовая будет неподалеку. Выпускные, корпоративы, свадьбы на самый худой кошелек… Так что приходи потом, как зарплату получишь. Ну а формат развлечения выбирай тот, какой больше душе угоден. Поминки у нас тоже будут бюджетные.

Закончив свою короткую презентацию, дядька криво улыбнулся и начал подниматься по ступенькам, громко обивая ботинки от грязи.

Петрович дошел до своей кладовки и, взяв метлу с совком, принялся подметать лестницу.

– Хватит меня постоянно дергать! Я тебе уже сказала, что куплю планшет и самокат только после того, как мы получим деньги! Так что не ной там и веди себя как договаривались, – раздался откуда-то из-за угла раздраженный женский голос.

Петрович продолжал подметать, когда в нескольких метрах от него появился источник шума. Дворник украдкой взглянул на маму, тащившую за собой упитанного и весьма капризного сына. Оба были бедно одеты, и Петрович на секунду подумал, что ослышался насчет планшета и самоката.

– Соцпомощь здесь? – не здороваясь, обратилась женщина к дворнику.

– Здесь приемная господина Пантелеева.

– Помощь бедным, погорельцам, безработным тут оказывают? – голос женщины становился все более раздраженным.

– Да, здесь, но сейчас там занято, а в час будет обед, – мужчина говорил, продолжая громко шуршать метлой по каменным ступеням.

– Мам, ма-а-ам, ты задолбала! Я бургер хочу! И отдай мне телефон, – противно заныл мальчишка, но мать грозно шикнула на него, затем достала из кармана свой телефон и посмотрела время.

Филипп Петрович в марках смартфонов, как и в их стоимости, не разбирался, зато заметил свежий маникюр и несколько золотых колец размером с колесные гайки.

Поймав его взгляд, женщина суетливо стянула кольца и опустила их в карман.

– Чего вылупился? Мы – малообеспеченные жертвы домашнего насилия! – с гордостью заявила она.

– Соболезную, – искренне ответил Петрович, взглянув на пацана, которого явно насильно кормят фастфудом и мало обеспечивают воспитанием.

– Себя пожалей, гопник протухший, – бросила напоследок мамаша и, еще раз шикнув на сына, чтобы тот наконец замолчал, потащила его ко входу.

Закончив подметать, Филипп Петрович принялся оттирать двери и стекла на фасаде, а заодно поливать цветы в вазонах.

Тут к нему бесшумно подкралась пара милых на вид старичков.

– Извините, уважаемый, не подскажете? – осторожно, словно боясь потревожить, обратилась к Филиппу женщина.

– Дува! Гвомте говови! – прочавкал что-то громко, но совершенно непонятно дед, повернувшись к своей жене.

– Да, что вас интересует? – положив пульверизатор на землю, спросил Петрович.