— На руках?

— Кого на руках, кого на закорках, а кого потяжелей вдвоём, руки корзинкой сцепив.

— А Клава?

Дядя Саша засмеялся:

— Моя тогда форсунья была! В коротенькую юбочку вырядилась. Жмётся так к стенке, никому не даётся. Не хочет, знаешь, трусами светить. Одна осталась. Мужики ржут, наперебой себя предлагают.

— А ты?

— Я так, знаешь, решительно подошёл, под попу поднял и прижал к себе. Она испугалась, ручонками шею мне обвила, а ногами талию обхватила. Так я её под аплодисменты и перенёс на сухое место.

— А Клава?

— Она, только на землю встала, посмотрела мне в глаза и говорит: «Теперь вы обязаны на мне жениться».

— Ух!

— Вот тебе и ух. Получается, она мне предложение сделала.

Коля разочарованно вздохнул:

— Ты не говорил, что любишь?

— Не помню, может, когда и говорил. Чего только в пылу не сболтнёшь. Да ведь это… слова не главное. Если твой человек, и она, и ты сразу почувствуете.

Слова — не главное. Вот что уяснил Николай из дяди Сашиного совета. Наверное, Катя пошутила. Нужно у неё спросить.

***

Точно. Пошутила. Когда этим же вечером Коля поскрёбся в Катину комнату, она бросила на него сердитый взгляд:

— Чего тебе? — отмахнулась от сбивчивого объяснения. — Опять ты со своими глупостями! Скажи лучше, с Ольгой поговорил?

— С Ольгой? Почему? — растерялся Коля, ведь речь шла о Маше.

— Как? Ты же обещал! — сестра отбросила компьютерную мышь и развернулась вместе с креслом. — Вот навязался идиот на нашу голову! Ты совсем не соображаешь? Кто согласился мою долю покупать? А? Пушкин?

— Пушкин?

— Проклятье! — Катя вскочила и кинулась к брату, занося руку для удара.

Он не отпрянул, даже не пошевелился, чтобы тронуть обожженную пощёчиной скулу.

— Прости. Я забыл.

— Забыл он, — сестра трясла кистью, ей тоже было больно. — Вот что! Не смей откладывать, прямо сейчас иди к Ольге и скажи, что согласен потратить деньги на покупку части квартиры. Запомнил? — усмехнулась, когда Коля поспешно кивнул, и пояснила. — Ты не спрашиваешь разрешения. Это твои деньги. Просто ставишь её в известность. На следующей неделе запишемся к нотариусу. Ты и я. Всё! Проваливай, мне нужно статью в журнал отправлять.

Чувство вины затопило по самую макушку. Катя права: он обещал ей и не выполнил. Всё время думал только о Маше, а сестра ждала. И сейчас ждёт.

Поплёлся на кухню, Оля готовила ужин.

Она обернулась, посмотрела приветливо и сразу же нахмурилась:

— Что у тебя с щекой? Почему красная?

Коля растерянно осмотрелся, втянул ноздрями приятный аромат горячего плова, взял со стола бумажный пакетик с лаврушкой и стал перебирать пальцами, с тихим треском руша сухие листики.

— Оля… Оля…

— Что случилось? — сестра подошла ближе, отняла пакет и посмотрела в глаза. — Неприятности на работе? Тебя увольняют?

— Не-е-ет… — он потряс головой. — Всё хорошо. На работе хорошо. Катя…

— Это Катюха тебя украсила? — Оля дотронулась до горячей щеки.

Коля опять отрицательно качнул головой и со вздохом сказал требуемое:

— Хочу купить её долю.

— Вот как! — Ольга, бросила пакет с лавровым листом в ящик и указала на табурет. — Сядь!

Коля послушно уселся, напряженно наблюдая за тем, как старшая сестра уворачивает газ под сотейником, протирает рабочую поверхность и раковину салфеткой, держит её под струёй воды, отжимает и развешивает для просушки. Снова вздохнул и чуть слышно прошептал:

— Катя хорошая.

— Ну, я не зна-а-аю, — Ольга села напротив, положила руки перед собой и постучала пальцами по столешнице, как будто исполняла на рояле быстрый этюд.

— Я сам хочу. Это мои деньги.

Пробарабанив пару пассажей, Оля сжала пальцы в кулаки, посмотрела брату в глаза и заговорила: