Высокая, тощая. В нужных местах все-таки немного выпуклая и все же, хотелось бы больше. Волосы по лопатки, каштановые, за лето здорово выгорели. Глаза… разные. Вот сейчас карие, такие прям цвета вкуснющего и настолько же дорогущего шоколада. Иногда болотные, цвета тины в грязной воде. А в моменты, когда мой внутренний не совсем ручной вихрь силы вырывается на погулять - антрацитовые. То есть, цвета темной страшной тучи, несущей с собой ураган и ливень. И также сверкают.

Прозвеневший звонок отвлек от разглядывания себя. Быстро заплела косу, повязала ее оранжевой лентой. Под цвет формы. Рубашка мятая, но чистая; брюки немного велики в поясе, но свалиться не должны; удобные ботинки; сумка с чистыми тетрадями. И огромное нежелание выползать из комнаты, но выбора-то нет. Сама пришла, сама напросилась. Теперь изволь соблюдать правила и постарайся никого не угробить. Уже ставший родным браслет отозвался легким покалыванием - мол, постараемся, но ничего не обещаем.

За дверью меня ждал первый сюрприз. Мелкий, веснушчатый и с длинной косой. Вчерашняя девчонка скромно стояла у двери, потупив взгляд и держа в руке какой-то сверток. Увидела такую красивую меня и сначала хотела бежать, но потом вроде признала.

- Доброе утро… это тебе, - и протянула бумажный пакетик. Подлянки от нее я не ждала, поэтому взяла и заглянула внутрь. Пузырек из темного стекла, никаких надписей.

- Это мазь от синяков, и ссадина тоже быстро заживет. Я сама сделала.

Голос у нее был красивый, чистый, но больно уж робкий. Зато снадобье она принесла хорошее, даже так ощущался запах горечанки - редкой травы, но здорово помогающей.

- И спасибо тебе.

Ну вот, на голубых глазах задрожали слезы, пшеничная коса только добавила трогательности. Эх, где ж таких красивых берут? Аккуратный носик с веснушками, розовые губы, белая кожа. Даже фирменная старенькая форма на ней смотрится так мило, что аж завидно.

- Не за что. Я - Милена. А ты?

- Катрина.

- Будем знакомы. Покажешь, где столовая?

Катрина кивнула, заметно повеселев. Я открыла баночку и стала на ощупь мазать свой синяк. А заодно осматриваться. Когда я сюда приехала, видела только приемную, кабинет ректора и какую-то аудиторию. А, еще смутно помню комнату вроде карцера, но тогда во мне было столько зельев, что я вряд ли ее узнаю. Оттуда секретарь меня отправила на площадь, где собственно, и началось мое знакомство с академией.

Сейчас мы спускались с третьего этажа башни, где была ещё пара комнат, но ученики нам пока не попадались. В окно было видно серое небо, дождь и спешащих студентов. Самих окон вдоль лестницы было много, но они были маленькие и больше напоминали бойницы.

На втором этаже было шумно, сразу видно - студенческое общежитие. Кто-то вдалеке визжал, кто-то матерился, кто-то обжимался по дороге на лекцию. Жизнь кипит, в общем.

Первый этаж представлял собой холл - огромный, с колоннами и мраморной статуей воина на рвущемся вперед коне. Красиво. И многолюдно.

По направлению основного потока студентов я и сама поняла в какой стороне столовая. Моя сопровождающая тронула меня за рукав и показала в ту же сторону.

- Столовая там, у нас есть еще двадцать минут на завтрак. Потом надо найти свои аудитории, опаздывать нельзя - накажут.

- А ты с какого факультета? - я так засмотрелась по сторонам, что забыла про нее хоть что-то узнать.

- Я травница. С детства любила растения, а потом и дар открылся, - русокосая собеседница пожала плечами. Она мне определенно нравилась.

Травники ценились. Они не только знали все травы и время когда их правильно собирать, это могли делать и обычные люди. Они добавляли в каждое зелье немного своего дара, усиливая тот или иной эффект. Так, из обычного снадобья от мигрени могли сделать яд, просто "раскрыв" действие паргоны белоголовой. А если усилить наземник волчий, получалось отличное средство от похмелья.