— Да, интересно, почему? — усмехаюсь, надевая ботинки. — Все, пошли.

Выходим в подъезд, закрываю дверь.

— Чур, пешком! — звонко оповещает дочь и убегает вперёд, по лестнице вниз.

У меня каждый раз сердце замирает, когда отпускаю ее одну скакать по пролету, все кажется, споткнется и полетит вниз кубарем. Наверное, нельзя быть таким мнительным родителем, но иначе не умею, каждый синяк ребенка — ощущается как собственный, каждая ссадинка болит на собственном теле. Эта функция автоматически встраивается в ДНК, как только твой ребенок впервые падает.

Догоняю электровеник уже на первом этаже.

— Кноп, только заедем к папе на работу на полчаса, надо кое-что доделать.

— Опя-я-ть, — многострадально тянет дочь. — Давай сначала играть, а потом на работу?

— Э, нет, ты потом устанешь, заснешь по пути. Сначала на работу, потом в торговый центр.

— Я не засну! Честно! Ну пожалуйста, пап. Ты же обещал!

— Садись, — открываю заднюю дверь и помогаю Кнопке усесться в детском кресле. — Обещания никто назад и не забирает. Но сначала нужно закончить дела, а потом весь день будем отдыхать.

— Устроим день Поли? — вспыхивают глаза ребенка.

— Да, день Поли, — улыбаюсь этой нашей маленькой традиции.

Давненько мы не устраивали таких мероприятий. С последнего завала на работе, когда я отрабатывал недельное отсутствие целым днём, посвященным хотелкам дочери. Помню, к концу дня оказался с накрашенными ногтями, подпевающим под караоке-версию "Холодного сердца". Интересно, что Кнопка придумает на этот раз?

Заснеженные улицы столицы в субботу с утра кишат автомобилями, словно у людей здесь не бывает ленивых выходных. Мы собираем по пути все светофоры и даже застреваем в пробке на Ленинградке. Поля нетерпеливо елозит на заднем сидении поминутно спрашивая, скоро ли мы приедем и даже проливает пару слезинок, заранее расстраиваясь, что так никуда сегодня и не попадём. Проблема живущего в другом ритме ребенка решается очень просто — телефоном с игрушками в ее руках.

Скучающе переключаю радиостанции, чтобы хоть как-то занять себя и не возвращаться в круговорот душащих мыслей.

Накрутил уже и так донельзя. Да что, блин, в этой Ведьме такого? Что за черная магия пополам с психиатрией?

Пришла, с ног свалила, все вверх дном перевернула, выпотрошив по пути до суха. Никакого объяснения своему идиотскому поступку я дать не могу. Она же мне даже как женщина не интересна! Была, возможно, на какой-то краткий полуночный момент, но вся романтическая дымка рассеялась в момент, когда она явилась под руку с братом. Что-что, а драк за игрушки у нас с ним никогда не было.

Что его — то его.

Но эта девица… Посланница дьявола, не иначе! То ли она так умело использует свои природой заложенные данные, то ли действительно колдует по ночам над чаном с кипящим зельем. И то, и то — полнейшая клиника.

А я ее барашек для заклания. Начнет звать в полнолуние на кладбище — не удивлюсь. Но и не пойду.

И так уже выставил себя полным дебилом. Набросился, как безумный, зажал, атаковал… Это только в фильмах работает, а в жизни можно и по морде схлопотать. Хотя на какой-то краткий миг мне показалось, что Ведьма отвечает. Но нет, судя по выражению ее лица, когда нас прервали — обманулся. Конечно, я помню, она — Артема. Вот уж кому не отказано в доступе и, судя по ее же словам, не единожды. Как быстро у них все закрутилось, неужели его мальчишеские ухаживания так быстродейственны?

Зачем снова думаю об этом? Мне не интересно. А постыдный срыв, если она не полная дура, канет в лету, как только Ведьма закончит свою работу и пропадет с горизонта. Останется только молиться, чтобы однажды она не примерила на себя нашу фамилию. Такого родства я, боюсь, не переживу.