Оглянувшись, она решительно идет к двери, запирает на ключ, и осторожно забирается под одеяло, держа между ними расстояние. Смешная… Он приподнимается, морщась от вспышки боли, и просовывает руку под шею девушки, обнимает за плечо. Озябла, от его прикосновения вздрагивает, и строго шипит:

— Руки при себе держи! — хватает со столика скальпель, и легонько прижимает к его груди слева. — Не забывай, у меня есть, чем обороняться, я ведь без пяти минут врач, не промахнусь.

— А говорила, что не врач… — шепчет Данила невнятно, и проваливается в зыбкое забытье…

СТАСЯ

Утро первого января ничем не отличается от другого, такая же толкотня в маршрутке, разве что от каждого второго отвратительно разит перегаром. Всю дорогу меня грызет тревожная мысль. Что в больнице? Искал ли меня уже кто-то или руководство замяло дело?

Вспомнив о своем сегодняшнем пробуждении в чужой квартире, я улыбаюсь, глядя в заросшее пылью окно. Город еще спит, редкие прохожие нехотя плетутся к магазинам, от заснеженных крыш слепит глаза. Когда-то я любила этот городок в глуши, а сейчас он кажется враждебным.

Да, пробуждение было странным. Поначалу, сонно потянувшись, я почувствовала характерную боль в затылке и висках, сказывалось выпитое накануне вино. Было трудно дышать, словно на груди лежал мой сибирский кот Тимка, но рука наткнулась вовсе не на мягкую шерстку питомца.

Тут-то и пришло озарение. Боясь разбудить Чуму, я начала отползать, а он лишь крепче припечатал меня к кровати, и что-то пробормотал во сне. Чье-то имя, я не расслышала. Но всё обошлось, удалось выскользнуть из спальни, и уговорить Балду отвезти меня до дому. Был в этом и своеобразный минус, теперь им известно, где я живу, но об этом пока волноваться нет смысла.

С чего вообще решила, что Чума захочет меня разыскать? От таких сомнительных знакомств лучше держаться подальше…

Телефон взрывается звонком, когда я выхожу у ворот больницы. Мороз напирает, с восходом солнца покусывает щеки и нос, весело шуршит в голых ветвях тополя, стелет белой порошкой дорогу. Стащив варежку, смотрю на дисплей, и подношу к уху.

— Стаська, где тебя носит? — недовольно рявкает наша хирург Лада, заступившая на смену. — наклюкалась вчера, небось? Ты на работу собираешься или мне вызывать Нинку?

Настороженно осматриваю внутренний двор, запорошенные снегом скамейки возле пустых клумб. Полицейского УАЗа не видно, никто не поджидает у входа. Медленно иду к крыльцу, стряхивая с воротника куртки снежинки.

— Да здесь я, здесь. Чего орешь!

— Пулей ко мне в кабинет. Дело есть. — приказным тоном выпаливает Лада, и отбивает вызов.

У меня екает в груди. Ну вот и всё, доигрались! Наверняка, следователь уже тут, иначе с какого перепугу Ладе так суетиться? Еще не поздно дать задний ход, прыгнуть в такси и уехать. Только куда мне бежать? Где прятаться, да и на фига лишняя головная боль? Уж лучше, сразу признаться во всём полиции, может, есть шанс, что поверят.

Решительно открываю дверь, и, на ходу разматывая шарф, взбегаю по лестнице наверх.

В коридорах тихо, добрый знак вроде. Если бы здесь сновали правоохранительные органы, любопытные санитарки вовсю бы подпирали двери и углы. Замешкавшись у кабинета хирургии, делаю два глубоких вдоха, прислушиваюсь. Тишина.

— Ну, наконец-то, тебя ждать всё равно, что до края света доползти! — возмущается Лада, узрев меня на пороге.

На рабочем столе нехитрая закуска, разложенная на газете — сыр, порезанный ломтиками, ветчина, соленые огурцы, а в центре огромный торт с вишневыми кремовыми розами. Лада довольно потирает руки, и стаскивает с меня куртку.