Ох, какие же они бешеные! Какие пьянящие…

Резко разворачиваюсь и пытаюсь бежать.

– Стой.

Ловит за плечо и подтягивает обратно. Рубашка не спасает – его прикосновения по-прежнему обжигают.

Собираю все силы, чтобы выдохнуть:

– Чего тебе?

3. 3

Ты мне должна.

© Кирилл Бойко

– Стой, – опрометчиво хватаю ее за руку.

Пальцы тотчас пробивает дрожью. Колючим жаром стремительно поднимается эта волна к запястью, предплечью, локтю, плечу. Горячим панцирем сковывает корпус. На миг сдавливает так, что дышать невозможно, и бурным потоком сливается в пах.

– Чего тебе? – грубо выпаливает Варя.

А у меня от штурма внутренних и внешних ощущений тормозит и безумно скачет вся система жизнедеятельности.

Разжимаю пальцы, едва понимаю, что Любомирова бросилась защищаться. Значит, уже не сбежит. Помню. Верняк сказать, на ходу вспоминаю. И эта, казалось бы, безобидная информация такую отчаянную звериную тоску вызывает, хоть вой.

Мать вашу… Мать…

Не собирался ведь ее трогать. Даже подходить не планировал. Только вот взгляд утром поймал, и разбомбило все точки контроля. Откуда эта ненависть? В первый день не было. Другое было. А сейчас почему это, если я ничего больше не сделал?

Вчера обещал себе, что один раз на Любомирову посмотрю… Второй, третий, четвертый, пятый… Замкнуло-то с первого. И снова всю ночь о ней одной мысли гонял. Как последний дебил, блядь,  сопли размазывал над очередной мангой[1]. И так, и эдак ее. Рисую полгода подряд. Да больше, конечно! Еще же те три месяца, когда Любомирова жила в моем доме. Только сейчас вся эта ерунда дико болезненная.

С утра на парковке сам себе сказал: «Не буду смотреть». И снова посмотрел. Вошел в холл и в ту же секунду бросился малодушно искать глазами в том углу, где она обычно собиралась со своими подружками. Думал, что хреново вчера было. Ведь просто ее увидеть – мука. Но, блядь, какая же сладкая эта гребаная мука! Сегодня и вовсе, когда Любомирова окатила какой-то неудержимой злобой, чуть на месте не сдох. Рубануло по всему периметру.

Терпел, конечно. Хотя каждую секунду грызла одна и та же мысль: «За что она меня ненавидит?». Вчера же было нормально. Полгода назад сама заверила, что похрен ей на меня. Теперь что? Почему сегодня?

– Ты ей что-то говорил? – наплевав на все, полез к Чаре с расспросами.

– В смысле? – хмурится тот.

Новенькая преподша продолжает разглагольствовать у доски. Но сегодня меня не интересует даже ее задница.

– Обо мне что-то говорил Любомировой? – уточняю вопрос.

– Нет. А что?

– Да как-то странно… Смотрит странно.

– Как это странно?

– Будто ненавидит меня.

– Не думаю.

– А она обо мне что-то говорила?

– Нет.

– За полгода ни разу?

Чара хмыкает. Весело ему, блядь.

– За полгода ни разу.

Терпел, пока на второй перемене не огрела этими чувствами точно так же. До бешеных тошнотворных и оглушающих «вертолетов» в голове.

Понял – не смогу. Надо выяснить, что не так. За что опять меня ненавидит?

– Так чего тебе? – подгоняет Варя еще резче.

Потому как сам я стою и тупо пялюсь. Поверить не могу, что снова так близко с ней. Лицо рассматриваю, будто без этого не помню каждую, блядь, черточку. Но смотреть вживую – нереальный кайф. Нутро поджигает, и тело раскачивает. В какой-то момент кажется, что я, сука, все-таки сдох и ошибкой системы попал в рай. Ну, или каким-то чертовым образом получил то, о чем долго-долго мечтал ­– мотнул время назад.

Она такая же.

Боже, хвала тебе… После всего, что произошло, она точно такая же. Даже родинки все, блядь, на месте. Может, я сошел с ума? Это, мать вашу, более вероятно, чем первые две теории.