Леонидович вздрагивает, как от подзатыльника. На всякий случай я встаю чуть поодаль, чтобы не мешать.

— Как же ты сюда забрался, мужик? — крякает Леонидович, оценивая фронт работы. — Здесь каждое лето дорогу подтапливает, ездить можно только зимой. Ну край до марта.

— Объяснили, что тут свернуть надо. Чтобы до озера Чистого добраться быстрее.

— До Чистого надо было дальше ехать с полкилометра, это все знают. Перепутал, может? Не местный? — сочувствует Леонидович.

Данил досадливо закусывает губу.

— Раньше вроде не топило, — говорит он с вызовом.

— Это когда? Как русло реки изменилось, так и топит.

В следующие полчаса мужики занимаются делом. Крепят трос, вытаскивают машину. Кричат, матерятся. В общем, наблюдать со стороны интересно. Я жую бутерброд с адыгейским сыром — вкусно.

Закончив работу, Леонидович довозит нас в крузаке до дороги, забирает положенные деньги и неспешно катит в сторону села.

Я сижу на пассажирском сиденье, рассматриваю панель, мысленно играя в игру «найди отличия между этой тачкой и машиной отца». Их много. У папы сиденья были белые, панель под дерево, экран другой формы. Расскажу сегодня Варе, какие мне выпали приключения. Она поругает, но слушать будет с восторгом.

Мы никуда не движемся, Данил смотрит на руль, будто впервые в жизни его увидел. Всё же он очень странный. Может, психованный?

— Ты не уснул? — спрашиваю я.

— Погоди, думаю.

Я вижу еще одну слезу, тянусь салфеткой, чтобы вытереть, — он тут же отклоняется и обжигает раздражением.

— Марин, а тебе домой срочно надо? — спрашивает вдруг.

Ох уж эти перепады настроения!

— Срочно.

— Что, если мы пару часов порыбачим? Тракторист сказал, тут полкилометра, потом направо, метров семьсот по бездорожью, немного пешком и озеро уже.

— Там берег скалистый, пробраться трудно. Местные не любят рыбачить на Чистом. И пешком долго шлепать, а у меня обуви нет.

— Давай так: ты говоришь, чего бы хотела, я выполняю, мы едем. Без всяких там капризов, нытья и прочего.

— Без нытья? Это я умею.

Следующие полчаса мы летим по бездорожью с ветерком! Я за рулем, сердце колотится, ладони потеют! Думаю о папе и ощущаю себя немного сумасшедшей — плачу и улыбаюсь одновременно! Разве так можно?!

Мы с Данилом то подскакиваем на кочках, то резко тормозим. При этом мой спутник вообще ничего не комментирует. Ему будто нет дела, если я поцарапаю или как-то еще поврежу машину его босса. Даже когда мелкий меткий камешек ударяет в лобовое и трещина по стеклу идет паутинкой, Данил никак не комментирует ни повреждение, ни мое «ой!». Бросаю на него опасливый взгляд — задремал. Блин, сказать, что так и было? Я останавливаю машину в тупике и бужу его.

— Вставай, плакса. Приехали.

— О, мы еще живы? Тогда двигаем. — Данил играет бровями и выпрыгивает на улицу.

Через час изматывающего пешего хода с рюкзаками, снастями и прочими принадлежностями мы, наконец, выходим к скалистому берегу. Вид открывается — дух захватывающий! Водная гладь чистая, как наша с Варей честь в мечтах матери и отчима. Густая зелень по кромке.

Даже исчадие ада застывает как вкопанный на целый вдох.

— Ты видел, камень в лобовое попал? — говорю я.

— Видел, — отвечает Данил. — Смотри, вон устье и небольшая заводь, идем туда, — командует, закрывая тему.

Добравшись до места, он первым делом умело и быстро распаковывает снасти. Дальше разжигает костер. Я мою ноги в прохладной воде, брожу по берегу. Занимаю местечко на камнях в теньке. Хорошо так! Тихо, спокойно. Мой спутник не особо разговорчивый, и это к лучшему.

Запах жареных сосисок нутро выкручивает. Следующие полчаса мы жадно едим свежий хлеб, пирожки, сыр, фрукты. Всё, что щедрая Кубань для нас осенью приготовила.