— Знаешь, почему я Лом?

— Можно догадаться, — обиженно бурчу. — Только держи свой ломик от меня подальше.

— Ломик, — хмурится он и прыскает со смеху. А потом берет меня за здоровую руку и просто тащит сквозь толпу, и, фиг знает, почему, но все перед ним расступаются. Как тараканы перед лучом света. Я упираюсь, как могу, но боль в правой руке такая, что хоть волком вой.

— Да отпусти, мне к врачу надо. И к ученым.

— А к ученым зачем?

— Да ты же не человек, ты долбанный терминатор, — хочу ударить второй рукой, но он ее удерживает и усмехается.

— Ну, повредишь же и вторую. Потом тебя еще в туалет води. Хотя можно оставить тебя без трусов, чтобы удобнее было… Заманчиво.

— Ой, заткнись, — фыркаю я, а самой смешно. От него холодом веет, ужасом, в темном переулке с таким лучше не встречаться, а мне смешно. А я не сопротивляюсь, когда он меня по коридору ведет, к двери из красного дерева подводит… Не сопротивляюсь… Более того, в мозгу периодически фейерверки стреляют. Причем нервными клетками.

Он все-таки заводит меня в темный кабинет, и я опасливо на дверь озираюсь. Вот об этом отец меня и предупреждал, не оставаться с мужчинами наедине. Особенно, если они тебе нравятся. Особенно, с таким, как он. Опасным и будоражащим. От него ноги подкашиваются, от него хочется сбежать, чтобы обязательно вернуться.

Парадокс, как ни крути.

— Да расслабься, посмотрю твою руку, трахну и отпущу.

Я испуганно вырываю руку, а он смеется. Смеется надо мной. Надо мной вообще никто никогда не смеялся.

— Да шучу я. В любом случае, если тебе захочется, стоит только попросить.

Он просто обхватывает крупными пальцами мои плечи и усаживает на продавленный диван. А я мельком обстановку рассматриваю. Круглый стол для покера, диван, шкаф, судя по всему, с алкоголем.

— Ты всегда такой откровенный?

— Ну, а че? Зачем врать, если я реально тебя хочу, — садится он рядом и рукав мой закатывает до самого плеча, а я замираю. Он, мало того, что так близко, дыханием табачным опаляет. Он еще и меня касается. Руку гладит.

— Ай! — тут не до удовольствия. Реально больно.

— Это просто ушиб, — он встает, идет к шкафчику, в котором я замечаю бутылки весьма дорого коньяка. А еще аптечку. Он достает лед из морозилки. Накладывает его в бинт и ко мне подходит. Прикладывает к месту ушиба.

Легче становится определенно, но жара, который искрами хлещет всю нервную систему, не унимает. Я даже глаз поднять не могу. Даже цвет знать не хочу, но уже словно знаю, что стоит мне окунуться в них, обратной дороги не будет.

— Тебя как зовут-то?

Отлично. Он мою руку лечит, трахаться хочет и соизволил имя спросить. Права так и не посмотрел.

— Я тебе права показывала.

— Я только возраст смотрел.

— Он тебя волнует?

— Честно? Я бы тебя и вчера хотел трахнуть…

— Ну, да, смешно, один день… И хватит…

— Хватит говорить, какая ты красивая? — он просто гладит мою ушибленную руку, просто прикасается ногой к ноге, а я выть от удовольствия хочу. Хочу, чтобы он говорил дальше. Не останавливался.

— И все? — поднимаю я-таки взгляд и теряюсь в его зелени. Зеленые. Как у ведьмака.

— Не все… Еще сексуальная, шикарная, великолепная, с адски сногсшибательным телом…

— Аня, — нужно это остановить, мне нужно перестать таять. — Меня зовут Аня.

— Дурацкое имя.

— Можно подумать, у тебя нормальное, — злюсь. А ему весело, вроде, хотя глаза серьезные. Они словно, не знаю, предупреждают меня о чем-то, а я не внимаю, спеша, как мотылек, на свет электрической лампы.

— Да тоже дурацкое. Богдан я.

Богдан. И ничего не дурацкое. Сильное. Властное. Как и он сам. Нужно что-то сказать. Кивнуть, чтобы он не думал, что я на него запала. Но это как с рыбой в сетях. Барахтаться бесполезно.