Не знаю, что так действует на хозяина квартиры то ли моя убедительная речь, то ли то, что он меня уже четыре года знает , но он соглашается.

– Хорошо, Ульяна. Приходи за ключом. Только расписку напишешь.

– Соглашаюсь и бреду к Виктору Николаевичу домой, он живёт на соседней улице. Ноги уже болят с непривычки, колени ноют. Вот и посидела, отдохнула перед телеком.

Чувствую вибрацию в кармане. Анюта нарисовалась.

– Да, Аня.

– Ты чего грустная такая?

– Приезжай ко мне, расскажу. Мне твоя жилетка нужна, порыдать.

– Так, ясно всё. Выписали?

– Ага.

– Грустно?

– Ну да. Говорю же.

– Сейчас тогда Сашке скажу, что не смогу приехать к нему и к тебе приеду.

Пока я хожу за ключом, пишу расписку, ещё минут пятнадцать рассказываю, что я ни сном ни духом не подозревала, какой Паша – махинатор, возвращаюсь обратно. Анюта уже стоит под дверью и ждёт меня.

– Пиво взяла? – спрашивает она.

– Нет. Только вкусняхи. Шоколадки, чипсы, нутелу.

– Ясно. Значит, не зря я взяла.

Она вытаскивает из большой сумки горлышко мартини.

– Коктейли делать будем.

– Мне пить нельзя. Я же на антибиотиках.

Открываю дверь, впускаю подругу.

– Ну тогда я буду пить, а ты есть вкусняшки. Хотя с твоей попой я бы тебе не советовала.

Закатываю глаза.

– Что ты докопалась до моей задницы. Ну генетика у меня такая, бёдра широкие. Что мне теперь и пострадать нормально нельзя?

– Ладно, ладно. Страдай.

Располагаемся в нашей единственной комнате, которая служит и спальней, и залом , включаем “Красотку”, и я рассказываю ей про всё, что со мной случилось. Она, конечно, знала про аварию, и даже один раз навещала в больнице, но мне хочется ей обо всём рассказать и про Пашу, и про то, что Суворов приходил, деньги предлагал.

Когда рассказываю про Пашу и Катю, Аня округляет глаза и выдаёт.

– Охренеть! вот видишь! а ты не верила. Значит, всё, что сказала гадалка – правда. Вот это да!

– Может, ты перестанешь радоваться моему горю, – бурчу я.

– Ой, тоже мне горе. Ты Ульяна не ценишь себя. Посмотри только какая ты красавица. Губки, глазки. Да ты любого очаровать сможешь. Тебе главное язык за зубами держать и дерзить поменьше. А то что Паша другую оприходовал я даже рада. А иначе ты бы и не узнала какой он козёл. Честно тебе расскажу, он ведь и мне глазки строил, лапал, то за попу , то за грудь. Брр.

Её передёргивает.

– Вообще, не знаю, что ты в нём нашла. Зануда, маменькин сынок ещё и обманщик.

– Всё верно. Не умею я в мужиках разбираться. Мне кажется, если не пьёт, не курит и заботится обо мне это уже хороший.

– Это всё потому, что отца у тебя не было. Когда дочь растёт без отца, у неё нет образца, каким должен быть мужчина, как должен её любить. Потому что нормальные папы дочек очень любят и балуют и тогда самооценка у девочки нормальная. А у тебя заниженная.

Мы уже не первый раз говорим с Аней на эту тему, но мне всё равно трудно воспринимать себя красавицей. Да и мама меня никогда так не воспитывала. Ещё и бёдра широкие от природы и попа выпуклая, и я её очень стесняюсь. А диеты не помогают, худеет всё кроме попы.

Аня пьёт мартини, я мажу себе бутеры нутелой и налила малиновый чай, аромат которого разносится по всей кухне.

– Кстати, что ты там говорила про этого мужика, который сбил тебя на машине? Лечение оплатил?

– Да…Он вообще на второй день пришёл, сунул визитку и сказал звонить, если мне что-то понадобится.

– И? – облизываю ложку из-под нутелы.

Аня таращит на меня глаза, с нетерпением дожидаясь ответа.

– Что и? Послала я его. Покровитель хренов. Думает, всех купить можно.

– Боже!

Аня шлёпает себе ладошкой по лицу.