– Издалека.

– Не хочешь говорить? – Габриэл насмешливо покачал головой. – Пример Жоржины не научил тебя тому, что молчать и увиливать вредно для здоровья? Тебя обвиняют в колдовстве. Признаёшь ли ты свою вину?

Несмотря на то, что решение признаться было уже принято мною, сейчас я не торопился отвечать. Мне очень хотелось найти соломинку, о которой мечтает любой утопающий, поэтому я спросил:

– Но почему вы обвиняете меня в колдовстве? Что я такого сделал?

– Надеюсь, что ты сам расскажешь мне об этом. И обвиняю я тебя не просто так, в твоих вещах обнаружили различные колдовские штуки.

Сказав это, он убрал со стола тряпку, и я увидел коробок спичек и несколько упаковок с антибиотиками.

– Никакие это не колдовские штуки, – начал оправдываться я.

– А ещё у нас есть свидетель, – перебил меня инквизитор. – Привести!

Его помощник подошёл к двери, открыл её и дал кому-то указание. Не прошло и трёх минут, как в комнату вошли двое: тюремщик и ещё один человек, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Тюремщик усадил его на стул напротив инквизитора, а сам отошёл обратно к двери.

– Видел ли ты этого человека прежде? – спросил Габриэл.

Тот бросил на меня быстрый взгляд и кивнул.

– Где и когда?

– Около недели тому назад в лесу. Мы сидели ночью возле костра, а он вместе с каким-то мальцом вышел на нас.

Так вот кто это был – чумной разбойник! Я его тоже узнал. Вроде бы тот самый, которого я ударил ногой по колену, только тогда на нём был капюшон, поэтому я его не сразу вспомнил. Сейчас же он сидел и рассказывал, с какой лёгкостью мне удалось в одиночку раскидать всю их ораву, а ещё показал инквизитору, как пользоваться спичками. По идее, теперь они могли казнить меня безо всякого признания. Но после того как тюремщик увёл свидетеля, Габриэл спросил ещё раз:

– Ну так что, признаёшься в колдовстве и сговоре с дьяволом? Мы тебя всё равно сожжём, но лучше признайся и покайся, тогда ты сбережёшь свою душу. Что скажешь?

Немного подумав, я ничего не ответил, рассудив, что объявить себя колдуном я всегда успею. Инквизитор же принял моё молчание за отказ и, грозно сдвинув брови, заявил:

– Что ж, ты горько пожалеешь о своём упрямстве. На дыбу его!

Тут же экзекуторы открыли дверь моей клетки и потащили меня к верёвке. Но в памяти ещё свежи были мучения несчастной женщины, и мне нисколько не хотелось испытывать на себе то же самое, ведь от этого результат не изменится. А когда мои руки заломили за спиной и начали привязывать к ним верёвку, я закричал:

– Не надо! Я сознаюсь в колдовстве, сознаюсь!

– Вот и правильно, – оскалился Габриэл. – Увести его, сегодня ещё много кого нужно допросить.

Один из экзекуторов выглянул в коридор и позвал тюремщика. Тот привёл остальных, и вскоре меня опять окружили четыре человека.

– А что теперь со мной будет?! – спросил я возле самой двери.

– Я разве не сказал? – удивился инквизитор. – Завтра тебя сожгут на костре.

Затем меня вывели из комнаты, мы прошли вперёд, поднялись по лестнице на второй этаж, и я вновь оказался в небольшой одиночной камере. У меня было такое чувство, что голова моя заполнилась ватой, поскольку никакие умные идеи о спасении туда приходить не желали. Я думал только о том, что сегодня мой последний день, а завтра меня уже не станет.

С такими невесёлыми мыслями я просидел весь остаток дня и опомнился лишь с наступлением ночи. Камера погрузилась во тьму, поскольку луна ещё не успела доползти по небу до моего окна, и я решил попробовать уснуть, рассудив, что незачем терзать себя понапрасну. Лучше уж напоследок хорошенько выспаться, тем более мой организм после дневных испытаний нервной системы сильно ослаб, так что его не нужно было уговаривать.