Джимми с громким плеском нырнул в бассейн и радостно зашлепал по воде руками. Стрэнд никак не мог понять, каким стилем он плывет.

– А кто этот кавалер, который собрался угостить тебя ленчем? – спросил он Элеонор.

– Ты его все равно не знаешь, – ответила та.

– Тот самый, о ком ты рассказывала? С греческого острова?

Секунду Элеонор колебалась.

– Ну да, – нехотя призналась она наконец. – Он подумал, будет лучше познакомиться с моей семьей на нейтральной территории. Но если ты не хочешь его видеть – не надо.

– Нет, отчего же! Конечно, хочу! – ответил Стрэнд.

– Он вполне презентабелен, если это тебя волнует, – заметила Элеонор.

– Как раз это меня мало волнует.

– Старый добрый па!

– И ты считаешь, это удобно – вот так сорваться, ничего не сказав мистеру Хейзену? Ведь ты сама говорила, что еще не виделась с ним, и всю ночь вы с Джимми шлялись бог знает где…

– Но я же не виновата, что его не было за обедом вчера вечером! – вызывающе заметила Элеонор. – Кроме того, у него и без меня хватает хлопот. Он отдает долг гостеприимства тебе, Кэролайн и маме. Полагаю, с него вполне достаточно.

Долг, подумал Стрэнд. Звучит не слишком впечатляюще.

– Но к обеду-то вернешься?

– А ты этого хочешь?

– Хочу.

Элеонор вздохнула:

– Значит, вернусь.

– Элеонор, – начал Стрэнд, всей душой желая, чтобы дочь наконец поднялась и завязала лямки своего купальника. – Хочу задать тебе один вопрос.

– Да, папа? – Голос ее звучал устало.

– Это касается Кэролайн. Как ты считаешь, она достаточно взрослая, чтобы поехать учиться в колледж далеко от дома?

– Но я-то в ее возрасте уехала, – ответила Элеонор. – А вообще мне казалось, она собирается поступать в городской. Он ведь недалеко. В центре.

– Ну а допустим, мы передумали?

– В таком случае неужели вы с мамой собираетесь таскаться за ней по пятам по всей Америке, чтобы девочка получила образование? Думаешь искать другую работу? Не думаю, что в твоем возрасте…

– Ну а если мы решили, что как-нибудь справимся?

– Как?

– Ну, как-нибудь.

Элеонор наконец завязала бретельки и села.

– Если честно, – сказала она, – лично мне кажется, что ей было бы лучше дома. И потом, ей сейчас все-таки меньше, чем было мне тогда. Кроме того, есть еще одно обстоятельство. Ты заметил, что к ней никогда не заходят мальчики, даже по телефону не звонят?

– Да, ты права, – согласился Стрэнд.

– Когда я была в ее возрасте, телефон прямо разрывался от звонков днем и ночью.

– Это уж точно.

– Она считает себя уродиной, – пояснила Элеонор. – Думает, что одним своим видом отпугивает мальчишек. Вот почему она так прикипела к теннису. Ей нравится одерживать над ними верх, хотя бы на корте. Я же всегда предпочитала производить впечатление на мужчин своим умом. – Девушка хихикнула. – По крайней мере более достойный способ. Надежный и постоянный.

– Уродиной? – изумился Стрэнд. – Наша Кэролайн?

– Ох уж эти родители, – пробормотала Элеонор. – Послушай, пап, как считаешь, когда я стану матерью, то буду так же слепа?

– Но она никакая не уродина! Мистер Хейзен – так тот просто из кожи лез, подбирая слова, чтобы выразить, насколько она прекрасна, восхитительна и тому подобное!

– О, это чисто возрастное, – заметила Элеонор. – Все эти слова – они не стоят и одного щипка какого-нибудь восемнадцатилетнего сопляка в кинотеатре, где-нибудь в заднем ряду.

– Да Бог с ним, с этим Хейзеном. А если я сам скажу, что считаю ее… ну, пусть не красавицей, но очень хорошенькой девушкой?..

– Тоже старческое, только с примесью отцовского тщеславия, – отрезала Элеонор. – Ты спросил, что я думаю о своей сестре. Так вот, ты хочешь, чтобы я действительно сказала то, что думаю, или просто подыграла тебе?