– Тем более это заслуживает всяческого восхищения, – сказал Хейзен. – Нет, не подумайте, что я вас тороплю. Поговорите с женой и дочерью, а уж потом дайте мне знать о своем решении. Ленч у нас подают в час дня. Я пригласил нескольких друзей, в том числе двух человек, с которыми вам наверняка будет интересно побеседовать. Один из них – профессор истории из колледжа в Саутгемптоне, другой – специалист по английской литературе.

Не хозяин, а само совершенство, сокрушенно подумал Стрэнд. Если б гостем его был летчик-испытатель, Хейзен наверняка раскопал бы где-нибудь двух пилотов и на протяжении всего ленча они обсуждали бы детали авиакатастроф.

Они подошли к дому, и тут Стрэнд увидел высокого, очень худенького мальчика, стоявшего в дверях. В руках тот держал перчатку-ловушку.

– Ну вот, – заметил Хейзен, – мне предстоит второе сражение. Не возражаете побыть игроком внутреннего поля?

– Буду стараться изо всех сил, – ответил Стрэнд.

– Доброе утро, Ронни, – улыбнулся Хейзен. – Знакомься, это мистер Стрэнд. Он будет считать болы[15] и страйки[16].

– Доброе утро, сэр. – Ронни протянул Хейзену перчатку-ловушку.

Они пересекли асфальтовую дорожку и вышли на зеленую лужайку неподалеку от дома. Хейзен бросил полотенце на землю, как бы отмечая тем самым основную базу, а Ронни, худенькое личико которого сразу стало серьезным, отошел на положенное для питчера расстояние. Хейзен присел на корточки за полотенцем, Стрэнд, с трудом сдерживая улыбку, занял позицию за его спиной.

– Тебе дается пять бросков для разогрева, – сказал мальчику Хейзен, – а потом поработаешь бэттером. Сигналы обычные, Ронни. Один палец – сильный бросок, два – крученый, три – бросок за зону.

– Понял, сэр, – ответил Ронни и, картинно извернувшись всем телом, изготовился к броску.

Стрэнду был знаком этот стиль, даром что он смотрел игру «Янки» по телевизору. Мальчик откровенно копировал манеру Луиса Тианта, старого кубинского питчера, игру которого в бейсболе отличали самые зрелищные и эффектные движения и броски. И он снова едва сдержал улыбку.

Мяч медленно накатил на полотенце. Стрэнд догадался, что мальчик хотел посильнее закрутить мяч.

После пятого броска Стрэнд крикнул:

– Теперь бери биту и отбивайся!

– Аккурат сюда, малыш! – сказал Хейзен. – Старайся отбить подальше.

Ронни пригнулся, прищурившись, взглянул на цель, затем как-то очень по-тиантовски приподнял левую ногу и ударил.

– Бол один! – рявкнул Стрэнд, начавший заводиться от игры.

Хейзен сердито оглянулся через плечо.

– В чем дело? Ты что, ослеп? Почему не обрабатываешь углы?

– Играть, играть! – выкрикнул Стрэнд.

Хейзен весело подмигнул гостю и развернулся к пареньку.

После пятнадцати минут игры, за которую Стрэнд щедро насчитал десять страйк-аутов[17] против четырех пробежек, Хейзен поднялся, подошел к Ронни и пожал ему руку со словами:

– Отличная игра, Ронни. Лет через десять ты вполне сможешь претендовать на игру в большой лиге. – И он отдал перчатку-ловушку мальчику, который впервые за все это время улыбнулся. А затем они вместе со Стрэндом направились к дому.

– Вы очень добры к нему, – заметил Стрэнд.

– Он славный мальчик, – сказал Хейзен. – Конечно, никогда не станет великим игроком. Постоянно опаздывает где-то на полсекунды, да и броски неточные. Так что в большую лигу ему не попасть. И когда он осознает это, ему будет очень тяжело. Сам я тоже любил эту игру, но когда настал день и я осознал, что мне ни за что в жизни никогда не попасть по крученому мячу, то знаете, едва не разрыдался. И тут же переключился на хоккей. О, у меня были способности. – Адвокат криво усмехнулся. – И жесткость, и хитрость. Спасибо за помощь. Увидимся за ленчем. Хочу пойти принять душ. Вы, должно быть, не представляете, до чего трудно простоять на полусогнутых – вот так – на протяжении десяти минут. – И он направился к боковому крылу дома.