Со мной поехал мой будущий жених (сокурсник) – так что волнение если и было, то лишь счастливое.

Но радовалась я зря…

Во мне проснулась странная сила… И вскоре я стала преступницей…

Я едва не убила человека. Большую шишку. А потом – от страха – сбежала и спряталась у жениха. Он обещал вывести меня на территорию Союза – в мои родные края – туда, где я смогла бы получить защиту. Он говорил, что любит. Обещал, что всё будет хорошо. А затем… продал. За большую сумму отдал меня в лапы гуаньцев.

Закон империи Гуань жесток к таким, как я – чужестранцам, навредившим “свободным гражданам”. И неважно – специально или случайно. На суде мне не дали слово – вынесли вердикт и швырнули в тюрьму, не позволив даже связаться с родными.

Я умоляла начальника тюрьмы хотя бы передать весточку моим родителям. И он пообещал, что сделает… если буду сотрудничать. Если позволю изучать свой уникальный пси – буду сдавать кровь и использовать способности на пределе, пока кровь не хлынет носом.

Я писала письма – он передавал их… (Дура!!! Как я могла в это верить?!?!)

Месяц-два-три… работала до обмороков. До боли, которая скручивала тело. Я делала всё!

А потом этот боров захотел большего. Потянул свои грязные руки! Завалил на казённый диван в своём кабинете, пропахшем кислым нео-алкоголем.

Я не сдержала свою уникальную силу. Не захотела сдерживать. Волна обратного лечения едва не выбила из жирной туши начальника дух.

Жаль, что не выбила! Жаль! Надо было бить сильнее!

Сжавшись на матрасе, я нервно засмеялась. Мой хриплый смех отразился от стен железного склепа. Раньше мой смех сравнивали со звоном колокольчика, а сейчас он похож на воронье карканье. Мои золотистые волосы теперь хуже старой тряпки. Когда я последний раз видела своё отражение в хромированной стене – то подумала, будто мне привиделся призрак.

Сколько я уже в карцере? Полгода? Год?

Время стало зыбким. То тянется как резина, то пролетает за один миг.

Гуань – империя порядка. А порядок достигнут жёсткими законами. За воровство отрубают руку, за клевету – язык, а преступник, посягнувший на чужую жизнь, приравнивается к животному, которого можно как купить, так и продать. Но если животное бешеное… как я – его просто запирают в тёмной клетке.

Первое время заключения в карцер я плакала каждый день. Требовала адвоката. Кричала, чтобы мне предоставили защиту Союза! Мои вопли игнорировали, словно это лай собаки. Пока я на территории Гуань, всем плевать на законы Союза. Здесь они не работают.

Потом ещё три месяца я старалась поддерживать форму – отжималась, бегала на месте. Но мне стали урезать паёк, а в тот, что приносили – добавляли что-то угнетающее психику. Меня силой водили на жуткие одобренные местным министерством исследования. Вдобавок в помещении упала температура. Начальник (тот самый, который пытался меня завалить на диван) заходил раз в неделю – и каждый раз меня прижимали к полу стальными прутами, будто зверя.

“Ну что, готова молить о прощении?” – мерзко спрашивал он, щуря и без того узкие глаза.

“Попробуй снять обруч и проверишь!” – цедила я. Но с каждой неделей сил во мне оставалось всё меньше и меньше. И вот месяц назад я вовсе не смогла выдавить даже одного слова. Получился лишь хрип.

Иногда это мерзкий человек приходил, ставил стул в дверях и смотрел на меня часами. Я видела в сальном взгляде начальника пошлые мысли. Но обруч на моей шее ограничивал не только меня, но и его. Хотя болезненные исследования были разрешены, но датчики на ошейнике сразу зафиксировали бы “насилие” вне разрешённых процедур… Поэтому, чтобы скрыть преступление, обруч следовало временно снять.