– Матвей…

– Что?

– Но… как же ты? Что ты будешь делать?

– Мне предложили должность на кафедре хирургии.

– И ты молчал? – укоризненно покачала я головой.

– Не молчал, вот говорю. Но прежде… – он поднялся и вышел из кухни, а спустя пару минут вернулся с небольшой красной коробочкой: – Ты согласишься выйти за меня замуж?

Я закрыла руками лицо и тихо заплакала. Это было неожиданно, мы не обсуждали с ним возможность такого шага, мы просто жили вместе, и вдруг Матвей делает мне предложение.

– И как же мне расценивать твои слезы? – убирая мои руки от лица, спросил Матвей, чуть улыбаясь. – Надеюсь, как слезы радости?

– Конечно, – прошептала я, слизывая слезы с губ.

– Тогда подставляй пальчик.

Кольцо было прекрасным – не особенно вычурным, даже строгим, но мне оно показалось самым лучшим украшением из всех возможных.

– Ты даже с размером угадал…

– Ну, я ведь знаю твой размер хирургических перчаток, – рассмеялся новоиспеченный жених. – Ты какую свадьбу хочешь?

– Никакой не хочу, – я обняла его за шею и поцеловала. – Давай просто распишемся и поедем куда-нибудь на недельку? Туда, где нет телефонов, будильников и операционных дней?

– Богатая идея, – одобрил Матвей.

Мы скромно расписались в ЗАГСе, отметили это дело в ресторане с матерью Матвея, моим братом Николаем, Оксаной и старым приятелем Матвея Валентином Мамонтовым, благодаря которому, собственно, вообще когда-то состоялась наша встреча, и назавтра улетели на Сейшельские острова.

Поселились там в небольшом отеле с отдельными бунгало и целую неделю только и делали, что купались, пили местные напитки и предавались любви под ночной шум волн. Более идеальное бракосочетание придумать было сложно.

– Вы, Аделина Эдуардовна, поразительно меняетесь, когда на вас нет белого халата, – шутил Матвей, растянувшись рядом со мной в шезлонге. – Со стороны и не подумаешь, что на самом деле вы – обладательница железного характера, твердой воли и уверенной руки.

– Очень смешно, – я переворачивалась на бок и смотрела в лицо своего мужа, стараясь запомнить каждую черту, каждую мимическую морщинку у глаз.

Мне казалось, что до появления в моей жизни Матвея я вообще ничего не видела, не чувствовала и не понимала.

Я и его-то не сразу подпустила близко, потому что привыкла не доверять мужчинам, не рассчитывать на них и вообще держаться подальше. Но когда увидела его почти бездыханным на пороге своего кабинета, с огнестрельным ранением в грудь, вдруг поняла – если его со мной не будет, то моя жизнь закончится.

Это открытие поразило – мне казалось, что такое чувство, как любовь, я больше никогда не испытаю после пережитого предательства, что мой первый мужчина убил во мне все живое, и изнутри я давно сгорела.

Но, оказывается, Мажарову удалось найти на этом пепелище что-то теплящееся и заставить меня вновь почувствовать что-то. И за это я буду благодарна своему мужу до конца моих дней.

– Не хочется улетать, правда? – спросил Матвей в последний день нашего отпуска. – Так хорошо тут, беззаботно. Нет, я понимаю, конечно, что жизнь без забот тебя не устроит, но я очень рад, что смог тебя уговорить хоть на недельку.

– Ты? Меня? Уговорить? – изумилась я. – Мне казалось, что идея принадлежала мне.

– Да какая, в принципе, разница? Главное, что ты за всю эту неделю ни разу не вынула из чемодана телефон, – захохотал супруг. – Это ж кому рассказать! Интересно, как там без твоего неусыпного контроля в клинике дела-то идут?

– Ой, перестань! Все там нормально. Васильков замещает, у него всегда все по полочкам. Ну, кроме бумаг, конечно.