Словно из человеческого тела исторгли душу, оставив лишь самое простое. Двигаться, есть, пить, размножаться.

Но ещё оставалась жуткая пустота, осознание утраты.

И это единственное, что удерживало его от безумия и распада.

Тени настоящего, им предстояло продержаться, пока это настоящее не вернётся.

Память и пустота – против ложной полноты.

Он надеялся, что, когда ему удастся собрать по крайней мере две ипостаси из трёх, станет легче. Но даже ему, сбросившему плоть, пробиваться к Урду становилось всё труднее. Бестелесный, он должен был бы пронзить потоки пустоты, однако ощущение было такое, что он, нагибаясь и выставив плечо, пытается удержаться против накатывающихся морских волн.

Как ловко. Как хитро. Они провернули это у него под носом, а он – он! Новый Бог! – ничего не заметил, не почувствовал. Они привели в действие ловушку и всю систему тщательно замаскированных чар в тот единственный момент, когда могли на самом деле помешать.

Им наплевать на Упорядоченное. Они хотят властвовать, пусть даже на краткий миг. Они настолько ненавидят его, Хедина, что готовы принести в жертву весь мир, всё сущее.

Он должен устранить эту угрозу. Как можно быстрее и как можно более действенно.

Действенно – вот ключевое слово.

Всё прочее вторично. Мораль прекрасна и замечательна, когда остаются те, что смогут его осуждать. Его задача – дать им такой шанс.

Дотянуться до Урда.

Собрать двоих. Для начала. Сделать грязную работу – о, да, она будет грязной, подсказывала память, но разум оставался равнодушен.

Но для этого его подмастерья должны продержаться – и они, и возведённые им на подмогу конструкты.

* * *

Хедин Познавший Тьму, Хедин‑истинный, Хедин, добровольно исторгнувший самую свою суть, пребывал сейчас в самом сердце этой самой Тьмы. Если, конечно, принимать за неё полное отсутствие света.

Нечто сильнее всепожирающей пасти Неназываемого по‑прежнему соединяло его с двумя остальными ипостасями.

Три Хедина.

Один – Наблюдающий.

Другой – Действующий, если его так можно назвать, хотя сам он пока ничего ещё не совершил. Но готов, готов в любой миг и без особых колебаний. Надо, значит надо.

И он сам, истинный. Чувствующий? Жалеющий? Сострадающий?

Или просто – живой?

Так или иначе – отсюда надо убираться.

И – отсюда убираться нельзя.

Потому что сюда во множестве рушатся души, души из вдребезги разнесённых «царств мёртвых». Из обителей мёртвых, которые они с Ракотом оставили «в покое», попросту говоря – махнув на них рукой. Не разобравшись, что с ними и как, бросив на произвол судьбы. И вот вам, пожалуйста, результат – козлоногие. Сейчас не скажешь, которые из них сотворены посредством душ, захваченных Неназываемым, пока они с Ракотом не остановили его продвижение, а которые попали к нему уже в не столь давнем прошлом.

«Что, если потоки нашей пустоты, которую я считал такой пустой, ничто не задевающей, ничего за собой не увлекающей, на самом деле тащили к пропасти заблудшие, сбившиеся с пути души? Души погибших миров. Души тех, кто сделался призраками, аппарантами, фантомами?

Что, если именно из них и строилась гвардия Неназываемого?

Строилась и строилась, пока мы разводили руками и гадали, откуда у всеуничтожающей сущности взялись этакие слуги.

Слепцы».

Память пламени сильна в нём, память о белом пламени.

Память о Джибулистане, о Голубом Городе. О любви и гордости. Об ошибках и заблуждениях. Обо всём том, что не давало ему превратиться в очередного Бога Горы.

Нельзя не остаться. Нельзя остаться.

Задачка, достойная Познавшего Тьму, не так ли?

Впрочем, если все остальные будут выполнять План, неважно, по доброй воле или против оной, немного времени у него будет. Хотя, конечно, неведомо, как именно течёт время в этом про́клятом месте относительно остального Упорядоченного…