Горизонт досократиков самый широкий, такой, в который человек, как уже говорилось, дальше всего «вышел из самого себя», и уже в первом периоде эпохи метафизики мир в противоположность к досократовскому определенным образом центрируется на человеке. По Хайдеггеру, техника выступает как

Позитивное он видит в ней с точки зрения бытийно-историческо-человеческой деятельности полагания. Слово «махинация» (Machenschaft) должно «указывать на делание (Machen) (ποίησις, τεχνή)» как на ловкаческое бытие в метафизике, которое вовлекает некоторую часть человечества с соответствующим человеческим поведением. В начале метафизики махинация еще «прикрыта» постоянным присутствием вечных платоновских идей в качестве существующих независимо от людей образцов, чтобы потом в Средневековье «более явно протиснуться на передний план» (GA 65:126). Чем больше делячество и тем самым данная бытием установительная власть человека, тем меньше действующая в досократике φύσις (природа), чем больше махинация, тем больше сущности или даже ставшей бытием следствия сущности первоначальной φύσις, поэтому махинация выступает «обезвластиванием φύσις» или не-сущностью φύσις (GA 65:126, 135). В Новом времени оно, как было сказано, прежде всего присутствует как человеческий дух, чтобы потом, по завершении Нового времени, неприкрыто действовать как воля к власти. Несмотря на эту все увеличивающуюся неприкрытость в последовательности обесценивания соответствующих непреложных ценностей или несмотря на это отбрасывание, как я их назвал, могущих быть адъективно выражен ными квалификаций, махинация скрывается. В «Бытии и времени» сущность всех экзистенциалий, всеохватывающий экзистенциал заботы, сокрыта обычной временностью (Zeitlichkeit) и практикой прогресса[43]; похож здесь в этом плане первый «закон делячества» – скрываться, причем «в Новое время – за предметностью объективности» (GA 65:127).

По Марксу, общественно-необходимое рабочее время при капитализме скрывается за товарным фетишизмом, а при коммунизме проявляется непосредственно. Согласно «Бытию и времени», правая революция откроет ранее скрытую временность заботы[44]. Согласно Джону Капуто, поддержка Хайдеггером национал-социализма в 1933 году основывалась на игнорировании того, что условия возможности эмпирического опыта и истории не могут сами проявляться в качестве внутриисторического события (Caputo 1993:21–38). Эту ошибку Хайдеггер, однако, явно допустил уже в «Бытии и времени», он был в этом, конечно, совсем не одинок, и это ошибочно, вероятно, лишь внутри трансисторического априоризма.

Уже в молодые годы в противовес современной философии Хайдеггер поставил задачу понять, сделать понятной повседневную жизнь. Если абстрагироваться от его «глубинной» интерпретации истины досократиков как несокрытости[45], его периодизация эпох и его определение сущности каждой из них не являются ни оригинальными, ни «сверхглубокомысленными», а держатся очевидного. Нельзя не заметить, что у Платона и Аристотеля, в отличие от досократиков, в понятийном отношении определяющими являются ремесленное производство и рефлексия на грамматику языка, и что в латинской схоластике выполняющий ремесленную работу бог-творец и избавитель и Аристотелева теория четырех типов причин занимают центральное место, и что многие философы Нового времени сами утверждали в качестве цели господство над природой. Если же принять хайдеггеровскую установку, что в каждую эпоху какая-то одна, и только одна, истина оказывается господствующей, то его интерпретации ницшеанского вокабуляра и нововременной системы представлений из перспективы Гегеля и Ницше также не слишком глубоки.