7. Глава 4

Я замираю, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Господи…

Воздух сжимается, гудит в ушах. Отец застывает. Глаза его расширяются ещё сильнее, но не от страха. От ярости.

Холодный металл блестит в полутьме.

Палец Хасана лениво скользит по спусковому крючку.

– Ты меня слышал? – его голос становится хриплым, тяжёлым. – Я сказал, заткнись и отвечай по факту.

В голове грохочет паника, пронзающая, липкая, разрастающаяся по венам, словно яд.

Я смотрю на пистолет в руке Хасана, на то, как его пальцы легко ложатся на спусковой крючок, и у меня холодеет всё внутри.

– Хасан, – голос дрожит, но я стараюсь говорить ровно, стараюсь удержать контроль. – Опусти оружие. Прошу тебя…

Он даже не шевелится. Глаза – бездонная пропасть, чёрные, тёмные, вспыхивающие огнём. В нём нет сомнения, нет страха. Только ярость.

Я не узнаю его. Я видела Хасана жестоким, видела его угрожающим, но сейчас… Сейчас он не просто злится. Он – сама ярость, воплощённая в теле. Опасная, непредсказуемая, безжалостная.

Отец тяжело сглатывает. Я вижу, как его плечи напрягаются, как пальцы сжимаются в кулаки, но он не двигается. Он боится. Но не за себя. Он боится за меня.

– Угрозы были? – рычит Хасан.

– Послушай, – медленно начинает отец, его голос низкий, хриплый, напряжённый. – Таких писулек с угрозами мне приходит дохера. Каждый день падают. Это херня. Ничего необычного. Ты серьёзно думаешь, что её могли заказать из-за этого?

– А из-за чего? Из-за её охуеть какой достоверной книги?

– Какой книги?

Отец разворачивается ко мне, не понимая. Я не рассказывала ему, что пишу и выкладываю. Отмахивалась.

Понимала, что когда-то папа узнает. Кто-то ему расскажет и псевдоним не спасёт. Я ведь даю интервью, снимки есть в интернете…

Просто хотела, чтобы мои эмоции побыли только моими ещё немного.

– Не имеет значения, – отрезает Хасан. – Значит, кому-то дорогу перешёл. Чьего-то сына не вытащил?

– Не знаю, – глухо отвечает отец. – Нужно подумать… Этой макулатуры в кабинете валяется… Не уверен.

– Покажешь мне всё, что есть. Сейчас же.

Я не успеваю даже что-то сказать, как Хасан резко дёргает отца за ворот рубашки, утаскивая его в сторону кабинета.

Я делаю шаг вперёд, но Хасан оборачивается и ловит меня взглядом, ледяным, жёстким.

– Ты. Ждёшь. Здесь.

Я замираю, сжимаю зубы, но не двигаюсь. Пальцы дрожат. Мне кажется, что земля уходит из-под ног, что всё разрушается.

Они исчезают за дверью кабинета, и я остаюсь одна.

В груди гремит тревога, в висках пульсирует паника. Я ничего не слышу. Ни криков, ни ударов, ни выстрелов. Только собственное дыхание, сбитое и неровное.

Я не нахожу себе места. Хожу кругами по гостиной, заламываю пальцы, кусаю губы.

Они там. В кабинете. Один – зверь, которому плевать на всё, кроме своей цели. Второй – генерал, который никогда не прогибался перед такими, как Хасан.

Но сейчас…

Сейчас я не уверена, кто кого переиграет.

Я закрываю глаза, провожу руками по лицу, пытаясь успокоиться, но мысли пульсируют, колотятся, разрывают меня изнутри.

А потом до меня доходит.

Пистолет.

У отца в кабинете есть пистолет!

Я резко замираю. Сердце обрывается в пятки. Открываю глаза, цепляясь за этот факт, пытаясь понять – вспомнит ли он? Использует ли? Выстрелит ли?

Жду.

Секунду. Две. Пять.

Ничего.

Прислушиваюсь. Ти-ши-на.

Папа от злости стрелять разучился?

Почему ничего не происходит?!

А что если… Что, если он не успел? Что, если Хасан уже…

Я не успеваю закончить мысль, когда дверь кабинета распахивается. Я замираю.

Хасан выходит первым. Спокойный. Невозмутимый. Таким он был всегда. Ничто не может его поколебать, ничто не может сбить с толку.