Сбежать.

Ян.

Мне хочется истерично рассмеяться, прижаться ближе к мужчине, сказать спасибо за то, что он не настолько конченный псих. Но молчу, пытаясь понять, что это значит.

Ян, который старший? Меня колотит, но скорее от освобождения. Обдумываю каждое сказанное слово Халидом, каждый выпад, каждый момент. Он угрожал не сыну, а другу.

Тоже плохо, опасно, но мне легче. Хотя бы не так колит сердце от мысли, что Яна может убить его отец. Мальчишка спрашивал, где его папа, что случилось, хотел встретиться. В этом возрасте, кажется, все мечтают, чтобы папа-космонавт вернулся домой. И сложно было бы сказать сыну, что его папа-киллер, который нацелился на него же.

– Не пытайся лгать, Ада. Я многое узнал о том, как ты ушла от меня. Понравилось отдыхать в Испании?

– Не самое лучшее место. Я поняла, Халид. Если попробую снова сбежать, то ты притащишь сюда Яна и выставишь хорошего бойца. Не бежать, не сопротивляться.

Во мне сгорают слова о том, что Ян-старший не был для меня кем-то большим, чем просто друг. Не могу сказать Халиду, не понимаю, к чему всё приведёт.

Может, если за это время была с другими – ему станет противно? Ведь девушки должны быть чистыми и принадлежать одну, это мужчинам можно спасть с кем попало.

С другой стороны, Халид может желать отмстить за то, что легла с другим, а узнав правду – остынет. Наверняка у него есть другая девушка, четыре года он не хранил мне верность.

– Именно. Рад, что ты начинаешь понимать.

Не понимаю. Халид не знает о ребёнке? Проигнорировал? Решил, что это не его сын? Мысли мечутся внутри, режут мозг острием, заставляют душу кровоточить.

Как он мог не заметить детские вещи в квартире? Мог, если не всматривался, если не проводил себе экскурсию по квартире, а просто ждал в моей спальне.

То есть… Яну, моему сыну, ничего не угрожает. Делаю вдох, отстраняюсь от Халида. Чувствую, как пальцы, дрожащие всё время, наконец, смирно укладываются на колени.

– Так что будет дальше? – едва хлопаю в ладоши, когда толпа ревёт из-за победы одного бойца. – Ты сказал, что я приду к тебе за помощью. Но пришел сам, привёз сюда. Не подскажешь, что мне ожидать?

– Ты же не предупреждала перед тем, как сбежать. Я вернулся, Ада, и собираюсь остаться в твоей жизни. Чтобы ты поняла, что предавать меня чревато. Надеюсь, ты насладилась своей свободой за эти четыре года, потому что теперь ей пришел конец.

– Спасибо, - Халид явно не ожидает моей улыбки, но я касаюсь его ладони. – За честность.

Потому что где-то глубоко, в дебрях души, где я хранила вспоминания о семье и том, как Халид касался моих волос, жила ещё и надежда. Порочная, жгучая надежда, которую не было сил убить.

Что мужчина что-то чувствовал ко мне, пусть не любовь, но что-то больше простой похоти и желания обладать. Маленькая противная мысль «а вдруг», что он вернулся ведь не просто ради мести. Искал выслеживал, потому что хотел увидеть меня.

Банально и слишком наивно для меня, но избавиться не получалось.  Халид называл меня колючкой, а сам был занозой, которую никак не достать. Вцепилась четырнадцатого февраля, в день, когда мы встретились, и теперь перманентно со мной.  

– Он хотя бы жив? – слежу за предателем, которого под руки выводят с арены. И вид у него не лучший. – Или сразу в утиль?

– Детей трогать нельзя, Ада. Оклемается – получит вольную, нет – так другие подобного не допустят.

– Это твой принцип? – слишком сжимаю его ладонь, привлекая внимание. Но мне нужно это услышать, получить подтверждение. – Что дети не должны отвечать за грехи родителей?