У некоторых детей лица были заспанные, хотя им и не пришлось вставать к нулевому уроку. Некоторые мирно и спокойно шли поодиночке, другие – целыми стайками, занимая всю ширину тротуара, так что Гюро с трудом мимо них проходила. Кажется, никто кроме Гюро не шёл в её сторону. Поднявшись на пригорок, она посмотрела на дома впереди. Потом, дойдя до корпуса «Ц», посмотрела на окна дворницкой квартиры. Там уже висели другие занавески. В квартире жил теперь Кнут. Занавески ему сшили его мама и девушка, которую звали Грю, так сказала Тюлинька. Гюро не собиралась туда заходить, потому что Кнута сейчас всё равно нет дома. Он собирает мусор из мусоропровода или работает в котельной. Как-то странно было войти в парадное и даже не заглянуть в квартиру, где она раньше жила! Немножко непривычно и странно. Она вошла в лифт, но поднялась не на тринадцатый этаж, где жили Тюлинька и Андерсен, а только на девятый. Выйдя из лифта, она сначала пошла по коридору к той квартире, где жил Сократ. Остановившись перед нужной квартирой, она услышала, что за дверью на чём-то играют. Наверное, это Сократ упражняется на скрипке.

Гюро постояла и послушала, а Сократ об этом даже не догадывался. Жаль, что она больше не живёт в корпусе «Ц»! Раньше Сократ всегда приходил к ней и они упражнялись вместе. Он приходил задолго до Тюлиньки. А теперь не приходит.

Какие же у него получаются низкие звуки! Струна дедушки Андерсена звучала низким голосом, но всё же не настолько. «Ага, вот в чём дело!» – догадалась Гюро. Она была почти уверена, что не ошиблась. Гюро нажала звонок. Дверь отворил Сократ.

– Аврора упражняется, – сказал он шёпотом. – Сначала упражнялся я, а после меня Аврора. Нам приходится играть по очереди. Но сейчас ей пора идти в школу, и тогда буду играть я.

– Она упражняется так же, как мы, – делает длинные штрихи и всё такое? – спросила Гюро.

– Ага. А иногда она тоже дурачится и играет как попало, а иногда играет пьесы. Иногда мы играем с ней вдвоём. Хочешь послушать?

– Хочу.

Сократ убежал в комнату:

– Аврора! Гюро пришла. Давай поиграем вдвоём. Один разочек!

– Ладно. Но скоро мне пора уходить. Мне сегодня ко второму уроку, а ещё надо собрать физкультурную форму и найти книжки, я их куда-то задевала, так что упражняться всё равно уже некогда. Что будем играть? Ту пьесу, которую ты разучил?

– Да.

Лицо у него стало очень радостное. Он достал скрипку и встал рядом с Авророй. Аврора сидела на стуле и держала виолончель между колен. Виолончель упиралась в пол и была такая большущая, что доставала Авроре до макушки и заслоняла её почти целиком.

– Я пока ещё не много умею, – сказала она, – но каждый день упражняюсь, так что кое-чему уже научилась. Папа сказал, что в Тириллтопене у нас будет новый оркестр и меня туда возьмут, и вас тоже. Ну, Сократ, начали!

– Здорово! – сказала Гюро. – Вот бы и мой брат умел играть на виолончели! Но он не играет, ему это неинтересно.

– Может быть, он захочет играть на чём-то ещё, – сказала Аврора. – А может быть, он вообще ни на чём не хочет играть – не всем же это интересно. Может быть, ему интереснее мастерить или ещё чем-то другим заниматься.

– Ага, – согласилась Гюро. – Кажется, он любит ходить в туристские походы, а ещё он рисует и столярничает, ещё он читает газеты и даже книги, а ещё он пишет письма своей маме, она у него плавает на корабле. Корабль однажды попал в шторм, а она даже не заболела морской болезнью, но была очень рада, когда шторм кончился. Лилле-Бьёрн много раз читал мне вслух её письмо, я запомнила всё почти наизусть.